потоке связной человеческой речи!
— Ну, не так уж ты перепугался, если еще способен выдавать такие громоздкие словесные конструкции, — рассмеялся Джуффин, усаживаясь напротив.
— Дурная привычка, — вяло откликнулся я. — Нет, ну правда, расскажите что-нибудь! Мне нужно отвлечься от этого ужаса…
— Тебе нужно не отвлечься, а сосредоточиться, — строго сказал Джуффин. — И твоему приятелю Друппи, между прочим, тоже. Впрочем, в отличие от тебя, он вряд ли нуждается в моих инструкциях… Все, мальчик, время кокетства с чудесами закончилось. Ты сделал свой выбор — безумный, но мужественный, и теперь тебе придется или вести себя соответственно, или погибнуть.
— Не хочу я погибать, — сердито сказал я. И жалобным, срывающимся на поскуливание голосом добавил: — Так нечестно, Джуффин!
— Жизнь вообще нечестная штука, — сочувственно ухмыльнулся он. — Соберись, сосредоточься, счастливчик! Все будет отлично, я тебя знаю гораздо лучше, чем ты сам… Ты хотел поговорить? Вот и славно. Давай поговорим, только о деле. Через несколько минут тебя накроет первая волна перемен. Если справишься с ней, справишься и со всем остальным. Это не так уж сложно: тебе нужно постоянно рассказывать себе, кто ты такой и зачем предпринимаешь это путешествие. Можешь говорить это вслух, можешь твердить про себя — как тебе удобнее. Насколько я успел тебя изучить, мне кажется, что вслух — более эффективно… Учти: твое новое мышление будет очень простым и конкретным. Поэтому постарайся упаковать информацию в короткие и четкие формулировки — словно говоришь со своей собакой… Впрочем, в каком-то смысле именно так оно и есть.
— Ладно, упакую — было бы что упаковывать, — согласился я.
Меня вдруг охватило удивительное равнодушие ко всему, и в первую очередь к собственной судьбе. Вообще-то, совершенно на меня не похоже… Впрочем, это почти блаженное состояние не напоминало тупое оцепенение обреченного. По крайней мере, соображать оно не мешало, даже наоборот. Друппи заворочался, умостил поудобнее свою лохматую голову у меня на коленях и снова замер — тоже приготовился слушать. Джуффин одобрительно покивал и продолжил:
— Самое главное. Запомни: ты — Тайный сыщик.
— Какая неожиданность! — ядовито откликнулся я. — Спасибо, что наконец-то открыли мне эту страшную тайну, сэр!
— Это ты сейчас такой умный, — насмешливо сказал Джуффин. И очень строго добавил: — Соберись, пожалуйста. У нас не осталось времени на развлечения. Тебе совершенно необходимо вдолбить в свою гениальную голову эту немудреную истину. Ты — Тайный сыщик, который отправляется в Хумгат, чтобы арестовать преступника по имени Йонги Мелихаис, и это единственное, о чем тебе ни в коем случае нельзя забывать… Впрочем, сойдет любая формулировка: Тайный сыщик, полицейский, федеральный агент — да хоть коп, лишь бы ты понимал, что это значит…
Я невольно хихикнул, хотя всего несколько секунд назад мне казалось, что веселиться я уже не буду — никогда в жизни!
— Коп? Федеральный агент? Где вы нахватались таких словечек, сэр?
— Где, где… В этом прекрасном Мире, хвала Магистрам, есть всего одно место, где можно столь основательно испортить свою речь. Седьмой дом по улице Старых Монеток и твое грешное кино, будь оно неладно! Вот о чем я всплакну через тысячу лет, если этот замечательный Мир все-таки рухнет…
— Не отвлекайтесь, ладно? — Я вдруг стал смертельно серьезным: испугался, что у меня не хватит времени дослушать его до конца.
— Сам виноват, нечего было меня перебивать… Так вот, ты — коп. Ты идешь в неизвестность не для того, чтобы наслаждаться ее головокружительным разнообразием и дармовым могуществом, а с простой и понятной целью: арестовать преступника и доставить его в Дом у Моста. Это все.
— Но что именно я должен для этого делать? — спросил я. — Существует какой-нибудь порядок действий, которые я должен выполнить?
— Не думаю, — безмятежно сказал Джуффин. — Вряд ли тут нужен какой-то ритуал… Главное — помнить, зачем ты отправился в Хумгат, и хотеть — я имею в виду искренне хотеть! — найти там Йонги. Это называется азарт охотника…
— Стоп, — хрипло сказал я. — Кажется, мир уже уплывает от меня. Приглядывайте за мной… за нами, ладно?
Если Джуффин что-то мне и ответил, я не услышал его слов, потому что меня уже накрыла эта самая «первая волна перемен».
Джуффин все верно говорил: сейчас, когда моя память кое-как справляется с почти непосильной задачей восстановить сумбурные события этой воистину бесконечной ночи, я не нахожу лучшего сравнения, чем слово «волна».
Когда-то давно я полез купаться в сильный шторм. До сих пор помню, как поразило меня превращение самой обыкновенной мокрой соленой воды в беснующуюся стихию, чья сокрушительная сила сбила с ног глупого человечка, совершенно не считаясь с его мнением о собственных возможностях… Теперь со мной происходило нечто в таком же роде, только на сей раз взбесилась не вода, а вещество, из которого состоял и мир, где я привык обитать, и я сам заодно.
Последним понятным, «человеческим» ощущением, которое я испытал перед тем, как эта тяжелая горячая волна утащила меня в неизвестность, было прикосновение жесткой шерсти Друппи к моей руке. Мне показалось, что он ищет у меня защиты, бедняга…
А потом все, что до сих пор казалось мне реальностью, рухнуло, но крошечная частичка меня устояла перед этой бурей. Она помнила немудреную инструкцию сэра Джуффина и была твердо намерена выполнить его напутствия.
«Я — Тайный сыщик, и мне нужно арестовать Йонги Мелихаиса, — истошно орало это упрямое существо. — Я — Тайный сыщик, и мне нужно арестовать Йонги Мелихаиса. Мне нужно арестовать Йонги Мелихаиса, потому что я — Тайный сыщик…»
Тьма расступилась — очевидно перепуганная моими идиотскими воплями. Я снова обнаружил себя в полутемной комнате с низким потолком. Сейчас она показалась мне очень просторной и совершенно отвратительной. Не то чтобы у меня были какие-то конкретные претензии к этому помещению, но мне и не требовалось ничего формулировать. У меня почти не осталось мыслей, зато я был переполнен очень ясными и четкими ощущениями, которые позволяли мне судить об окружающем мире быстро, ясно и безапелляционно. Я просто знал, что есть что, и это не подлежало обсуждению с самим собой, как это принято у людей.
А потом я увидел Джуффина и сразу узнал в нем знакомого, хотя он выглядел как-то не так — я никак не мог сообразить, в чем, собственно, состоит разница. Его лицо все время менялось, как это бывает с видениями в бредовом сне тяжело больного человека. Меня немного раздражало это непостоянство, но в целом Джуффин мне понравился. Мои ощущения твердили, что ему можно доверять, а в глазах того существа, которым я стал, это была отличная рекомендация.
— Молодец, Макс, все идет очень хорошо. Ты ведь понимаешь мою речь, верно? Постарайся мне ответить, если можешь.
Джуффин говорил со мной тихо и ласково, как с больным ребенком или неприрученным хищником. Я чувствовал, что он старается быть очень осторожным. Мне захотелось успокоить этого человека — не потому, что меня волновало его мнение обо мне, просто его напряжение мешало мне сосредоточиться. Поэтому я заставил себя говорить. Это оказалось очень трудно: мой новый рот не был приспособлен к человеческому языку, а о такой удобной штуке, как Безмолвная речь, я тогда почему-то забыл напрочь, словно бы никогда не жил в Ехо, где такой способ общения почти столь же популярен, как обыкновенная болтовня вслух. Так что мне пришлось извлекать членораздельные звуки откуда-то из горла, помогая себе мышцами живота. Это оказалось вполне возможно, но чертовски утомительно.
— Я понимаю, — медленно произнес я. — И я помню, что надо сделать. Я — Тайный сыщик. Мне надо уйти в Хумгат и арестовать Йонги Мелихаиса. Я хочу это сделать.
— Я могу тебе помочь, если нужно, — радушно предложил Джуффин.
— Не нужно.
Я ни на секунду не задумался над предложением Джуффина. Просто я уже откуда-то знал, как все
