– Много, – пожала я плечами. – Жаль, ты на них ответить не сможешь.
– Тогда попробуй задать их своему дружку, – хмыкнула она. – Как его? Всеволод… не помню отчества. Именно он тогда здесь командовал.
Кажется, я открыла рот до неприличия широко, так что Нина неожиданно засмеялась.
Подозревать Севку во всех смертных грехах, конечно, удобно, но довольно глупо. Он сам мне рассказал о том, что вел дело об убийстве на Катинской, и его присутствие в больнице выглядело совершенно естественно… Но все это меня тревожит. Странное убийство в больнице – раз, убийство Володи после того, как я сообщила Севке о предстоящей встрече с ним, – два, наконец, три – рассказ сына убитого Перфильева: тот дал показания менту, ведущему следствие о расстреле, и сразу же после этого погиб. Не слишком ли много совпадений? Севка, бывшая жена которого обвиняет его в лицемерии и подлости, организовывает расстрел трех блатных авторитетов, а потом заметает следы? Совершенно невероятно, а главное: какое все это имеет отношение к Илье? Об этом я размышляла в машине по дороге домой. Логичность построений может быть обманчивой, а у мужчины нет худшего врага, чем бывшая жена. Я усмехнулась своим мыслям и свернула к дому.
Побродив немного по квартире, я придвинула телефон и набрала номер Артемова.
– Владимир Петрович, – сказала я, поздоровавшись. – Сегодня я была в «Красном Кресте». У меня там подруга работает…
– Так-так, очень интересно, – заволновался он.
– В ваших бумагах я ничего не нашла о том, кто из милиционеров дежурил в больнице в день, когда умер Егоров…
– Каюсь, – хохотнул он. – Поделился не всем.
– Фамилии этих людей вы знаете? Где они сейчас…
– Узнать нетрудно, только вот не уверен, что кто-то из них захочет с вами разговаривать.
– Попытка не пытка, – усмехнулась я.
– Отлично. Я позвоню, как только будут новости.
– И вот еще что, – заторопилась я. – Меня интересует Центр реабилитации спортсменов, это где-то в районе стадиона «Динамо».
– Про этот Центр я вам сразу скажу – бандитская лавочка. Как изысканно выражается один мой приятель, туфта чистой воды, но деньги там завязаны большие. Несколько раз органы и наш брат журналист пытались разобраться, что там к чему, но каждый раз неудачно: формально все в порядке. А почему он вас заинтересовал?
– Бывший главврач отделения, в котором лежал Егоров, теперь заведует этой самой, по вашим словам, бандитской лавочкой.
– Интересно. – Владимир Петрович задумался, вздохнул и добавил: – Очень интересно.
– Куда уж интересней, – согласилась я, мы простились, а я опять задумалась.
Если Нина права и Севка вместе со своими товарищами устроил кровавую бойню, а потом ловко расправился со свидетелями, если допустить такое, как в эту схему вписывается тот факт, что бывший главврач нынче заведует «бандитской лавочкой»? Однако не это меня сейчас беспокоило, я думала о Севке. Самое подлое дело подозревать в чем-то близких людей…
– Или брось все это, или докопайся до правды, – зло сказала я себе, кажется, вслух. Потом стала просматривать бумаги, нашла адрес жены Перфильева, предполагаемого свидетеля расстрела на Катинской, и взглянула на часы. Самое подходящее время для визита.
Через полчаса я уже сворачивала во двор многоэтажки. Отыскать нужный дом оказалось делом нелегким, он значился под номером 126»в», и располагался во дворе трех других домов. Редкие прохожие ценной информацией поделиться не могли, и поэтому я изрядно намучилась, прежде чем его обнаружила. Лифт не работал, квартира располагалась на шестом этаже.
Дверь открыла пожилая женщина в красном халате с рваными локтями и заплатой на животе.
– Здравствуйте, – сказала я, стараясь на ходу решить, с чего начать разговор.
– Вы из ЖКО? – подозрительно спросила она. – Денег у меня нет, я вашему начальнику уже говорила, вот дадут пенсию, заплачу, сколько смогу. И нечего меня пугать. Нет совести – оставьте старуху без света…
– Я из газеты, – торопливо сказала я. Она вроде бы удивилась.
– Да? Из ЖКО в газету нажаловались? – спросила она вполне серьезно.
– Нет, – улыбнулась я пошире и поинтересовалась: – Можно войти?
– Входите. – Женщина посторонилась, пропуская меня в квартиру.
Выцветшие обои, беспорядок на кухне, грязная посуда в раковине, на столе остатки обеда. Все выглядело крайне неопрятно, как, впрочем, и сама хозяйка.
– Садитесь, – кивнула она, я устроилась на табурете, женщина села напротив, посмотрела на меня внимательно, а я испугалась, что сейчас она спросит у меня журналистское удостоверение, такового не имеется, и хозяйка скорее всего выгонит незваную гостью, а может и соседей поднять по тревоге или в милицию позвонить.
Однако о документах женщина даже не вспомнила.
– Вот так, милая, – вздохнула она тяжело. – Не живу, а существую. С пенсиями, сами знаете, что делалось, задолжала за квартиру за восемь месяцев, вот и шлют мне разные бумаги, грозятся все отключить. А Прасковья Ивановна из пятьдесят восьмой квартиры говорит, что могут и выселить. Неужто правда? Вы из газеты, должны знать, можно человека из своего-то дома на улицу выкинуть?
