– Я же говорил, она ушла, – вздохнул Сашка. – Пьяной ей вечно не сидится на месте.
Я шагнула к дивану. Леркина сумка все еще валялась между диваном и креслом. Расстегнутая. Возможно, она просто забыла ее… Я бросилась в ванную, толкнула дверь, включила свет…
Лерка лежала по горло в воде странного красного цвета. Голова запрокинута, лицо неестественно белое, одна рука в воде, другая свисала с края ванны, под ней на полу собралась лужица крови, а рядом кухонный нож, рукоятка бурого цвета, вены на Леркином запястье перерезаны несколько раз.
Я испуганно шагнула в сторону и натолкнулась на Сашку. Он стоял в дверях, глаза его округлились и странно сверкали, а лицо было почти таким же белым, как Леркино.
– Я знал, что этим кончится, – прошептал он. – Я чувствовал…
Я покачала головой и усмехнулась, продолжая пятиться от своего брата.
– Ты спятил, Саша, – смогла сказать я.
Он вздрогнул, отвел взгляд от Лерки и посмотрел мне в глаза.
– Не смей, – сказал твердо. – Слышишь, не смей. Это неправда, – и заплакал, сделал шаг ко мне, но я распахнула входную дверь и с криком бросилась на улицу.
Я подбежала к своей машине, но ключей у меня не было, заметалась рядом, кусая ладонь, пытаясь успокоиться, и кинулась прочь со двора. Быстрее, быстрее… Я слышала скрип тормозов, а потом чью-то ругань.
– Куда летишь, чокнутая? – рявкнул кто-то над ухом, а я закричала:
– Пожалуйста, помогите мне… ради бога!
– Конечно, поможем, – пообещал смутно знакомый мужской голос, сильные пальцы оказались под моим подбородком, я широко распахнула глаза, успела сделать глубокий вдох и провалилась в темноту.
Пробуждение было не из приятных. Голову разламывало от боли, очень хотелось пить, веки не желали разлипаться, точно им что-то мешало.
Я шевельнулась и поняла, что лежу на чем-то жестком в абсолютной тишине. Нет, какой-то слабый звук достигал моего слуха, будто где-то далеко заколачивали гвозди. Это неожиданно испугало меня.
Я рывком поднялась, ударилась головой обо что-то твердое и перепугалась еще больше, решив, что я нахожусь в замкнутом пространстве, а стук вызвал ассоциации с гробом: точно в крышку забивают гвозди. В первую секунду я ужаснулась, подумав, что меня заживо похоронили, пронзительно закричала и наконец смогла разлепить глаза.
Если это и был гроб, то очень большой. Постепенно я стала различать в темноте какие-то предметы. Надо мной что-то деревянное, я нащупала одну ножку, вторую… черт… стол, я лежу под столом. Точнее, моя голова находилась под столом, и, резко приподнявшись, я ударилась об него лбом.
Я с облегчением вздохнула: насколько мне известно, столы в склепах не ставят… так же как и кровати. Рядом точно была кровать, обыкновенная, железная, с панцирной сеткой. С матрасом, подушкой и одеялом. Я умудрилась свалиться с нее и оказалась под столом, а может, кто-то поленился дотащить меня до кровати и оставил рядом.
Я встала на четвереньки, а потом осторожно выпрямилась. Стол, кровать… больше ничего… стена. Холодная на ощупь. Но в комнате было вовсе не холодно, скорее наоборот. Хотя это не комната. Подвал, потолок очень низкий, меньше двух метров от пола, давит на плечи. Пол цементный.
Я пошла вдоль стены, и тут вспыхнул свет, а я вскрикнула от неожиданности и зажмурилась. Лампочка свисала на коротком шнуре, прямо посередине желтого, в потеках потолка.
Через несколько минут я смогла разглядеть комнату. Маленькая, квадратная, кроме ранее обнаруженных стола и кровати, был еще стул и ширма. За ширмой туалет, самый что ни на есть примитивный. Еще была дверь. Низкая, очень крепкая на вид и без ручки. Я присвистнула, потратив минут пять на ее созерцание.
– Классная дверца, – сказала я со вздохом. Через нее меня сюда доставили, и только через нее можно покинуть этот подвал, потому что окон, даже крохотных, напоминающих дыру для кошки, не наблюдалось. – А дверь без ручки, – напомнила я себе. – Ладно, будем считать большой удачей, что я жива. Смертную казнь мне заменили заключением… а что, если пожизненным?
Я поежилась и подошла к столу. Он был девственно чист, то есть пуст. Я еще раз заглянула за ширму: в углу таз и трехлитровая банка с водой. Я схватила ее и жадно выпила почти половину. После чего вернулась на кровать, легла и уставилась в потолок.
Трещинки на нем весело разбегались в разные стороны. Очень жаль, что я не таракан, можно было бы попытать счастья, впрочем, трещины выглядят так, что в них и таракан вряд ли пролезет.
Черт… где я и что все это значит? Я жива, и это само по себе наводит на интересные мысли. Убивая налево и направо, некто проявлял обо мне трогательную заботу… Любимый старший брат жаждал отправить меня отдохнуть. Данный подвал, конечно, не Канары, но человек с чувством юмора решит, что лежать на кровати и разглядывать потолок – вполне приличный отдых. Давай подумаем о любимом старшем брате… Я почти уверена, что Андрея убил он. Почти, потому что не могу понять, зачем? Только для того, чтобы подставить Илью. Чем не ответ? К сожалению, это здорово похоже на правду.
Сашка мог знать, что Илье кто-то назначил встречу в парке «Дружба», вот он с ловкостью фокусника и провернул это дельце. Чем Илья мешал ему? Являлся препятствием на пути к «мировому господству»? Друзей предавали и за меньшее. Сашка столковался с армейским дружком, перестрелял авторитетов и засадил моего мужа в тюрьму… Не годится, убийства произошли практически одновременно. Трудно поверить, что Сашка учинил расправу на Катинской, успел спрятать автомат, потом явился к Андрею, застрелил его, подбросил пистолет Илье, и все это за считанные минуты. Кто-то ему помог… Севка? Если удастся отсюда выбраться, спрошу об этом у него самого. Эх, Севка, Севка, хороши у тебя дела с моим братом! Я закрыла глаза, потому что свет лампочки стал раздражать…
Мой любимый старший брат, разделавшись со всеми конкурентами, стал править в городе… Занятно. Сашка в роли коварного Нерона… или Калигулы? О, черт, какая разница?
Однако братишка где-то дал маху, и Илья узнал о его проделках, но согласился немного поиграть.
