Вероятно, в ближайшие дни обстановка ухудшится, и начнутся открытые столкновения 'недовольных' с полицией и войсками, а то и вовсе вооруженный мятеж.
Утро следующего дня было шумным: во дворе казарм при скудном свете дежурных фонарей строились роты 56-го Запасного Пехотного полка.
Я как раз дежурил по батальону и вышел на дворовое крыльцо узнать: что происходит?
— Не могу знать, вашбродь! — вытянулся часовой, 'поедая' начальство глазами.
— И давно это у них? — переиначил я вопрос в более доступную для гренадера форму.
— Толька шта, всем гуртом набежали, вашбродь. При унтерах по взводам выходили!
Из соседнего подъезда выскочил фельдфебель Дырдин и, разглядев начальство, мелкой рысью потрусил ко мне.
— Разрешите доложить, вашбродь! — как положено по уставу, предварительно перейдя на строевой шаг. — В карауле…
— Вольно! — махнул я рукой, отметая официальный доклад. — Что происходит?
— Перегоняют их куда-то, вашбродь! Эвона как выстроились — с полной выкладкой, но без оружия. И унтера с выкладкой, опять же.
Интересно…
Во дворе выстроились восемь рот полка из двенадцати, но все без оружия. Хотя трофейных 'манлихеров', использовавшихся у пехотинцев для учебы, хватало на половину личного состава.
Значит, их переводят куда-то, где это самое оружие есть, и местное 'бу' без штыков там — без надобности.
То есть, с вероятностью девяносто процентов, ребята едут на фронт…
А как же перемирие?
Подробности удалось выведать у Сережи Эфрона — поступил срочный приказ из штаба округа о переформировании первых восьми рот 56-го полка в маршевые батальоны и переброске их в Польшу.
'Что? Зачем? И почему?' — непонятно, но очень любопытно.
Попивая в штабной комнате чай, я размышлял над причинами столь поспешной передислокации наших соседей. Получилось сформулировать для себя две версии: логическую и конспирологическую.
Логическая версия подразумевала зыбкость достигнутого на фронте перемирия и означала банальную переброску резервов, при использовании образовавшейся паузы в военных действиях.
Конспирологическая версия основывалась на необходимости вывода из города политически неблагонадежных воинских частей. Учитывая дисциплину в запасном полку, данная версия имела право на существование.
* * *
Вечером я был вызван к Юванену и отпущен домой на ночь, согласно приказу подполковника.
Причиной этого своевременного чуда послужила записка от отца, оному подполковнику доставленная. Батюшка обращал внимание моего полкового начальства на то, что в моем случае возможно послабление относительно объявленного казарменного положения в свободное от службы время.
Любого командира части конца ХХ века подобный шедевр эпистолярного жанра оставил бы равнодушным, но в моем случае Озерковскому было некуда деваться, ибо noblesse oblige.
В связи с обострением обстановки в городе извозчики все куда-то подевались, поэтому мы с Савкой двинулись по заснеженной Москве пешком с Покровского бульвара домой — на Ермолаевский.
Вечерний город производил удручающее впечатление — пустынный, холодный и злой…
Именно 'злой': ощетинившийся штыками многочисленных патрулей, пугающий темнотой неосвещенных переулков и бельмами заколоченных магазинных витрин.
Жизнь в Москве как будто замерла, спряталась и затаилась…
Напряжение буквально висело в морозном воздухе…
Пробираясь через сугробы в свете редких горящих фонарей и окон, я чувствовал себя неуютно. Было какое-то нехорошее предчувствие.
Гадкое и необъяснимое…
Так мы с Саввой и шли — от костра к костру, у которых грелись солдаты, жандармы и городовые, в преддверии комендантского часа расставленные на основных перекрестках и площадях.
Я проснулся и резко сел на кровати: за окном злобно завывала декабрьская вьюга…
— Бах! Бах! — выстрелы разорвали ночную тьму. И снова. — Бах!
Едва осознав происходящее, бросаюсь одеваться и с пистолетом в руке выскакиваю в гостиную: весь дом уже на ногах.
У лестницы строит отец в своем любимом бархатном халате с охотничьим карабином в руке. Матушка в накинутом на плечи платке тщетно пытается удержать Федю от благородного порыва защищать родовое гнездо:
— Федор, изволь сейчас же идти в свою комнату!
— Что там? — спрашиваю отца.
— Не знаю… Стреляют совсем рядом…
По лесенке бухая сапогами взбегает Савка — ворот гимнастерки расстегнут, поясной ремень с кобурой 'Нагана' перекинут через плечо.
— Ваши благородия, дворник сказывает, что на Козихе палят!
Так…
По уму, надо забаррикадироваться и организовать оборону дома. Потому что, если началось то, о чем я думаю, то это может быть весьма опасно — Пресня рядом. А неприятностей следует ожидать в первую очередь именно оттуда.
По совести, надо выяснить, что там происходит и посильно вмешаться.
Значит, будем поступать и по уму и по совести.
— Савка, собирайся со мной! Пойдем, глянем, что там за шум.
Бухнувший на улице очередной выстрел не смог заглушить взволнованное аханье матушки.
* * *
Поскольку наш домашний арсенал был довольно богат, то на вылазку мы с Савкой отправились, вооружившись до зубов.
Я, помимо верного 'Браунинга' в кобуре и 'запасной' 'Бехоллы' в кармане теплых зимних шаровар, прихватил охотничий карабин 'Винчестер'. Такой, знаете, как в фильмах про ковбоев — со скобой внизу, которую для перезарядки надо передергивать вниз. Главное его преимущество, помимо скорострельности, было в том, что он 'питался' русскими винтовочными патронами '7, 62х54Р'.
Мой воинственный денщик к дареному 'Нагану' и бессменному гренадерскому бебуту прибавил охотничий же карабин 'Мосина-Лютцау'.
Вообще, нарезного оружия в доме хватало. Помимо моей зарождающейся коллекции пистолетов, в оружейном шкафу у отца стояли охотничий 'Ли Энфилд' британского производства и швейцарский 'Шмидт- Рубин'. Кроме того, был еще и любимый батюшкин 'Маузер 98К' в эксклюзивном исполнении 'Беккер и Холландер' — родственник моего карманного пистолета.
При таком многообразии винтовок патронов к нашим Савкой стволам нашлось всего-то сорок штук — аккурат две коробки.
Надолго не хватит, но мы и не на войну собираемся…
Пока мы вооружались и снаряжались, отец пытался дозвониться в полицию, однако связи не было — телефонная трубка молчала.
Интересно, это случайность или вариации на тему 'Почта. Телеграф. Телефон'?
Хотя, сейчас это не важно — нужно делать вылазку.
Я осмотрел Савку и обратил внимание на оттопыренную сухарную сумку у него на левом боку:
— Сумка-то тебе зачем? Чего ты туда понапихал?
— Гранаты там, вашбродь… — тихим голосом ответствовал мой 'Санчо Панса'.
— И где ж ты, голубь сизокрылый, гранаты взял?
— Дык, вчерась в арсенальной парочку прихватил! Покудова Пал Макарыч отвернумшись… Ему они
