Остров Весёлых Робинзонов

ется, никто этого не замечает, но после еды Борис мчится на кухню и осыпает повара заслуженными комплиментами. Да, тот самый Борис, у которого при виде «лодыря и симулянта» когда-то сжимались ку­лаки и который теперь пользуется каждым случаем, чтобы выразить Ракову свою признательность и ува­жение.

Я прутиком щекочу Ракову румяную щеку. Он про­сыпается, озабоченно смотрит на часы и одевается. За­тем, ухмыляясь, кивает на спящего рядом Прыг-скока и уходит на кухню. Мне тоже становится смешно: вся коммуна радовалась до слез, когда раскрылась эта тай­на. Оказывается, дней десять подряд Потапыч чуть свет поднимал профессора и Прыг-скока, без которых Глю­коза наотрез отказывалась доиться. Особенно бесился Прыг-скок. Он яростно вопил, что это кощунство – будить в пять утра заслуженного артиста республики, чтобы он пел какие-то дурацкие куплеты шизофренич­ке-корове. Но Потапыч был неумолим: музыканты плелись на скотный двор, и Прыг-скок под аккомпане­мент композитора Черемушкина дрожащим от бешенст­ва голосом напевал Глюкозе «Чижика». Корова мечта­тельно слушала и легко отдавала молоко. И только в по­следние дни, когда тайна случайно была раскрыта, лауреаты конкурса имени Глюкозы решительно встали на путь саботажа. Потапычу пришлось помучиться, но сопротивление упрямой Глюкозы все же было сломлено.

Мои размышления прерывает звон будильника. Я вприпрыжку бегу к домику братьев- разбойников, чтобы насладиться их проклятьями.

Из окна, потрясая будильником, высовывается Лев Иванович. Моя ликующая физиономия лучше всяких слов говорит ему, кто устроил эту гадость. На меня об­рушивается целый водопад упреков. Лев Иванович долго обманывался на мой счет. Он думал, что я солид­ный молодой человек, уважающий старших, а я оказал­ся довольно гнусным шалопаем, который развлекается тем, что не дает спать уставшим за день пожилым людям. Подсунув ему под ухо заведенный будильник, я тем самым раскрыл перед ним свое довольно жалкое нутро мелкого вертопраха и лоботряса. Он и так не мог заснуть до часу ночи из-за мерзавца Мармелада, ко­ торый слопал партитуру первой части его симфонии, а тут еще такая наглая выходка…

Излив свою душу, профессор скрывается за што­рой. Я ошалело осматриваюсь: какие-то булькающие звуки в комнате братьев кажутся мне подозрительны­ми. Я осторожно заглядываю в окно: Юрик и Шурик извиваются на кроватях и задыхаются от смеха. Увидев меня, они мгновенно затихают и нахлобучивают на го­ловы подушки.

В восемь утра я остервенело бью в рельс.

Мое дежурство было оценено на двойку.

КОРОЛЕВА ОСТРОВА ВЕСЕЛЫХ РОБИНЗОНОВ

Катер ожидался после обеда, и в полдень, закончив работу по последним нарядам, все разбрелись по остро­ву. Машенька, Антон и я лениво загорали на берегу. Из­далека доносился сочный баритон Прыг-скока. Раков согласился сделать на обед окрошку, которую Станис­лав Сергеевич страстно любил, но с одним условием. Что ж, окрошка – это удовольствие, а за каждое удо­вольствие нужно платить. И над островом неслась ис­поведь цыганского барона, влюбленного в одну прехо­рошенькую цыганку. Стоя в своем колпаке на кухонном крыльце, Раков аплодировал и требовал петь на «бис».

Из озера выскочил Шницель. Он отряхнулся, обдав нас брызгами, и улегся на теплый песок, блаженно заж­мурив глаза и высунув длинный красный язык. Мы ле­жали молча. Машенька думала о чем-то и улыбалась.

– Хотите, я отгадаю ваши мысли? – предложил Антон. – Вы сейчас думаете о том, что авантюра за­кончилась с большим успехом, чем можно было ожи­дать. Правда?

– Правда! – вырвалось у Машеньки. – Правда! А как вы угадали?

– Очень просто. Сначала вы долго смотрели на причал и вспоминали, как мы прибыли на остров. Потом, когда послышались голоса Ракова и Прыг-ско­ка, думали о былых, связанных с ними неприятностях: в этот момент ваши глаза погрустнели. Затем появилась улыбка: вы начали перебирать в памяти последующие успехи и в заключение размечтались о триумфе, с кото­рым будет встречен в институте ваш доклад. А сейчас вы возмущены тем, что какой-то нахал без разрешения раскладывает по полочкам ваши тайные мысли.

– Самое смешное, что все это абсолютная правда! – Машенька и не пыталась скрыть свое удивление. – Вы, Антон, совсем неплохой физиономист. А теперь я вам отомщу и скажу, что читаю в ваших глазах. Вы…

– Что-то припекло, давайте искупаемся! – Антон торопливо встал и пошел в воду. Мы с Машенькой по­смотрели друг на друга. Машенькины глаза смеялись. Я укоризненно покачал головой.

– Миша, я все время говорю не то, – еле слышно сказала Машенька. – Я болтаю сплошные глупости, я сама виновата, что он меня боится…

Машенька опустила голову. Подошел Антон, бронзо­вый и бодрый. Он подхватил Шницеля и швырнул его в воду. Берег огласился радостным лаем. В восторге, что хо­зяин уделяет ему внимание, Шницель прыгал вокруг, ста­новясь на задние лапы и всем своим видом требуя про­должения игры. Наконец Антон снова сел на свое место.

– Простите, что я вас недослушал, – вызывающе сказал он. – Вы, кажется, хотели продемонстрировать свое ясновидение?

– Друзья, – помолчав, сказала Машенька, чуть улыбаясь, – какого вы мнения о моем поведении в первый день, даже в первый час нашего пребывания на острове?

Я искренне оценил это поведение на пятерку и вы­разил свое восхищение железной выдержкой и мужест­вом, с каким Машенька вышла из невероятно трудного положения.

Антон высказался менее лирично. Он полагал, что десяток собравшихся вместе чертей не могли бы так взбаламутить компанию мирных и тихих людей, как это ухитрилась сделать Машенька. Однако он признал, что в этой достаточно острой ситуации главный врач санатория держала себя с редким самообладанием.

– Вы все ошибаетесь, – спокойно подытожила Ма­шенька. – Я перетрусила, как мышь. Я была почти увере­на, что меня выпорют ремнем, и надеялась только на сча­стливый случай и… на Зайчика. Я сразу заметила, что он…

– Ну! – нетерпеливо потребовал Антон.

– Меня уважает, – закончила Машенька. – А по­чему вы…

Я приложил палец к губам, Машенька запнулась и едва заметно кивнула. Антон, который уткнулся носом в песок и замер в ожидании расплаты за неосторожную реплику, облегченно вздохнул. Машенька продолжала:

– И теперь открою вам один секрет, друзья: если бы в тот момент вы проявили твердость и настояли на не­медленном возвращении, я вынуждена была бы усту­пить. Так приказал Иван Максимович. Потапыч знал все. По первому же моему знаку он готов был отравиться на лодке за катером, и спустя несколько часов вы оказались бы в настоящем санатории. Да, не удивляй­тесь! Это в пяти километрах, на острове Сосновка. Там были приготовлены для вас места, и там вас ждали. Я просто плакала от радости, что вы решили остаться!

– Недурно, – проговорил Антон. – Ослы мы пер­востатейные, ничего не скажешь. Хотя теперь, пожа­луй, с этим не согласится даже Раков. Однако скажите, мадонна: зачем вам лично понадобилась вся эта робин­зонада? Только для того, чтобы научить Прыг-скока доить корову?

– Хотите знать правду? – Машенька смущенно улыбнулась. – Вы – первая моя научная работа, моя тема, понимаете?

– «Олег, не будь ретроградом, в науке каждый идет своим путем!» – процитировал я.

Машенька засмеялась.

– Это я говорила в кабинете, я думала, что вы корреспондент. Ох, как страшно было! Если бы не Иван Максимович, мою тему на ученом совете подня­ли бы на смех. А он поверил и сказал «да». Я побывала в районных поликлиниках и сделала выписки из исто­рий болезни. У