туалет. На обратном пути он за несколько шагов увидел высоко на панели сапожный нож, забытый владельцами дома.
“Я могу достать его, если подпрыгну. Неужели у меня поднимется рука на человека?”
Он почти поравнялся с панелью, где лежал нож; надзиратель шел рядом с автоматом наперевес.
Он подпрыгнул. Еще секунда — и немец с перерезанным горлом упал на пол, обливаясь кровью.
Худощавый вытаращил глаза и с минуту с ужасом смотрел на немца, потом наклонился и трясущимися руками схватил с пола автомат.
“Как же действует эта проклятая штука? Где здесь, черт бы его побрал, предохранитель?”
Он нервничал. Еще немного, и он пожалел бы о том, что совершил полусознательно, только потому, что на глаза ему попался нож.
Ага, вот в чем дело! Убедившись в том, что автомат заряжен, побежал по ступенькам.
И тут он вспомнил о других арестованных. “Боже, я совсем забыл о них! Они же будут отвечать за все как пить дать!…”
Он уже стоял на последней ступеньке лестницы, ведущей из подвала. На мгновение заколебался.
“Я имею один шанс из ста вырваться отсюда, а с ними сто против ста, что меня схватят. Бежать!”
Он пытался оправдать себя тем, что принадлежал к движению Сопротивления.
“Я буду бороться… А они? Этот толстяк?”
И все-таки он вернулся: там оставался и парень, который заехал в рожу толстяку.
Внизу, около ступенек, он увидел немца. Тот прополз несколько метров, оставляя кровавый след. Одна нога его еще вздрагивала. Но это были предсмертные конвульсии, а не признаки жизни.
Двери подвального этажа выходили в помещение, из которого можно было легко проникнуть в сад. На первом этаже в доме царили тишина и спокойствие.
Заложники пошли за худощавым беспрекословно: труп часового был слишком красноречивым аргументом. Все понимали, что это значит. Худощавый вывел их на аллею. Пока им везло: вся аллея вымощена плитами, шуму почти не будет.
Он шепотом объяснил им:
— Мы уйдем через калитку для прислуги, на безлюдную улицу. Самое главное — бесшумно пройти сад.
По первому этажу рассыпался грубый солдатский гогот, приглушенный тяжелыми шторами, маскировавшими окна. Немного погодя со второго донесся дикий крик. Не крик, а настоящий вой, от которого по телу пробегали мурашки. Казалось, воет смертельно раненный зверь.
У всех мелькнула одна мысль: парижанин!
Худощавый первым достиг маленькой калитки в каменной ограде, обвитой плющом. Повернул ручку, дернул на себя и оказался с глазу на глаз с часовым-гестаповцем.
Немец, не ожидавший нападения с тыла, не успел и пошевелиться. Худощавый приставил к его животу автомат и процедил сквозь зубы:
— Капут!
Это было единственное немецкое слово, которое он знал, но часовой понял его правильно н рассудительно поднял руки.
— Возьмите-ка у него автомат и передайте мне. А теперь — врассыпную! Другого такого случая не представится. Несколько минут я буду прикрывать вас. Но, ради бога, не поднимайте шума!
— Я останусь с вами.
Парень, о котором он вспомнил там, на ступеньках, стоял перед ним с автоматом часового. Худощавый улыбнулся.
— Благодарю… А эту железку оставь себе.
— Я даже не знаю, как с ним обращаться.
— Я тоже когда-то не знал… Закрой поплотнее калитку и посмотри, нет ли у этого мерзавца запасных обойм.
Нашлись еще две обоймы. Худощавый положил их в карман.
— А теперь ноги в руки — и прочь отсюда. Нам здорово повезло. Не будем больше искушать судьбу.
Он повернул немца к себе и оглушил его прикладом автомата.
— Твое счастье, падаль, что я не могу сейчас стрелять, по уверяю тебя: первого же вашего офицера, которого я встречу, я убью, как собаку. Надеюсь, это случится еще сегодня ночыо. Один бош за одного парижанина. Это не дорого.
VI
Сергей Ворогин с удовольствием припоминал тот момент… Эшелон остановился на неизвестной станции. Он долго маневрировал на запасных путях, грохоча на стыках стрелок. Был ли это конечный пункт или обычная остановка, только более продолжительная?
Выяснилось, что поезд прибыл к месту назначения.
Сергеи Ворогин не имел даже представления, в какую страну его забросила судьба. И только на следующий день понял, что попал во Францию.
Сергей снова стукнул ногой, чтобы отогнать обнаглевших крыс.
Сквозь узкие щели между досками в стенах сарая пробивался бледный свет лупы.
Во Франции! Итак, он проехал часть Польши и всю Германию. Разве постигнешь когда-нибудь тайны воинского снабжения! Франция… Но что это за город? Хотя не все ли равно? Он не знает ни страны, пи языка. Что же, город как город, не хуже других…
Эшелон, наконец, расформировали, потом начали открывать и закрывать двери вагонов. Сергей Ворогин слышал, как гремели засовы, слышал разговоры и топот йог, крики немцев. Интенданты, принимавшие имущество, не торопились. Но они неумолимо приближались к его вагону. “Вот и конец, — сказал он сам себе. — Но первого же немца, который сюда сунется, я придушу, чего бы мне это ни стоило”.
Двери его тюрьмы на колесах, наконец, приоткрылись, но в вагон никто не вошел. Ограничились поверхностным осмотром.
— Здесь консервы и женский трикотаж… Новая форма для солдат великого рейха…
Громко хохоча, немец захлопнул дверь, но засов оставил открытым. Шутка всем понравилась, и они, гогоча, отправились дальше осматривать багаж, предназначенный для местного гарнизона.
Ночью он осторожно отодвинул тяжелые двери, за которыми прожил десять дней. Незаметно скользнул под вагон. Часовой стоял шагах в тридцати. Это было спасение. Пускай ненадолго. При таких обстоятельствах люди живут минутой и довольствуются малым…
…Сергей толкнул ящики ногой. Ему снова захотелось спать. Веки отяжелели, возбужденные глаза закрывались сами собой. Он еще раз попробовал вызвать в памяти
