Фраза осталась неоконченной. Объявление! Объявление, которое так внимательно перечитывал Жежен. Именно это объявление толкнуло его на подлость во имя денег.
“Этот выродок, наверное, встретил того железнодорожника и выдал его бошам. Сволочь, продал русского этим мясникам. В то время, когда я из кожи лез, чтобы раздобыть жратвы для его сивушного брюха, этот негодяй спокойно шпионил за человеком, даже не знающим французского языка! Как я ошибся! Не мог догадаться раньше, что этот лживый тип еще и подлец”.
Арсен задыхался от гнева и отчаяния. Решение медленно, но неотвратимо созревало в нем. Арсен не любил полиции: французской, немецкой — любой, но доносчиков он презирал, ненавидел до смерти. До смерти? Теперь он знает, что заслужил Жежен своим поступком!
Его родина — улица, но это французская улица: он почти инстинктивно становился на сторону тех, кто объявлен вне закона. А может, и потому, что дед его погиб под Седаном, а отец — под Верденом. Или просто потому, что жил в высоком худом бродяге никем не замеченный честный человек.
Арсен сунул руку в карман.
Ошеломленный Жежен даже не пытался бежать, не протестовал, не упрашивал. Казалось, он примирился с приговором и спокойно ждал его исполнения. Но это только казалось. Страх парализовал его тело и сковал язык.
Арсен выхватил нож и одновременно нажал пружину. Угрожающе блеснуло широкое лезвие, щелкнув, как пламя, взметнулось из рогового держака.
Тревожно зашумела кучка зевак, собравшихся вокруг них. Пронзительно закричала какая-то женщина.
Арсен ударил. Блестящее лезвие мелькнуло в воздухе. Секунду Жежен стоял неподвижно, вытаращив от недоумения глаза, с отвисшей челюстью, потом спокойно, как бы засыпая, поднес руки к груди и, сделав поворот на месте, тяжело рухнул на тротуар. То был знаменитый итальянский удар. Смертельный.
Круг зевак отшатнулся, кто-то стал звать на помощь. Арсен машинально бросил на землю сумку, висевшую у него через плечо, глянул невидящими глазами на люден и с ножом в руке поплелся прочь, словно сомнамбула. Круг разомкнулся — его пропустили, и он ступил на асфальт.
Он не заметил черного автомобиля, на полной скорости мчавшегося по улице. Левое крыло зацепило Арсена Его подбросило в воздух, толкнуло на противоположную сторону улицы и ударило головой о грузовую машину, стоявшую у тротуара. Он попытался подняться, но ни руки, ни ноги больше не повиновались ему. Арсен понял: у него сломан позвоночник. Скоро он встретится с Жеженом в том мире, куда тот ушел с пробитым сердцем.
Смежив глаза, он спокойно ждал смерти, желая, чтобы жизнь покинула его раньше, чем кто-нибудь придет ему на помощь.
Сквозь вату помутненного сознания услышал шум моторов, скрип тормозов, резкие команды на чужом языке. Немцы! Он вспомнил русского, за которым тоже охотилась смерть, и погрузился в небытие.
Оберштурмбаннфюрер фон Шульц вышел из черной машины, сбившей бродягу, и, даже не взглянув на труп, четко отдавал команды своим людям и солдатам вермахта, окружавшим Галери де Жод.
“Превосходная мысль — напечатать объявления только на французском языке. Русский если и видел их на стенах, то ничего не заподозрил”.
Тихо падал легкий, пушистый снег.
Сергей Ворогин стоял в магазине над отдушиной воздушного отопления и отогревался. Приятное тепло обволакивало уставшее тело. Он готов был отдать год жизни за то, чтобы лечь вот тут, прямо на эту решетку, откуда струился теплый животворный воздух. Невероятным усилием воли сдерживал в груди кашель: привлекать к себе внимание он не хотел.
Таких, как он, случайно забредших в магазин — не покупать, а погреться, — было много. Присутствие шумной толпы создавало иллюзию безопасности. Единственное, что выводило его нз себя, — бесчисленное множество всяких товаров. Он стоял совсем близко от них и думал, что все эти предметы дали бы ему возможность спастись и продолжать борьбу, но как подступиться к ним?
Вспомнил, что необходимо раздобыть продуктов, и пошел искать продовольственный отдел.
“Возможно, мне повезет?”
Людей в магазине было много — женщин, детей, а также немецких солдат, покупавших дешевые ювелирные изделия, французскую парфюмерию, безделушки из гипса и дерева. Бесцеремонные, они, громко переговариваясь, с видом бравых вояк норовили ущипнуть продавщиц. В стороне спокойно стояли два немца и ломаным французским языком объяснялись с продавщицей неопределенного возраста, толстой, как нотариус, с темным пушком на лице. Можно было подумать, что она бреет бороду. Один из немцев, приземистый толстяк с седыми усами и широкими, грубыми ладонями крестьянина-баварца, время от времени вытирал лоб большим цветным платком, сбив на затылок пилотку. Лицо у него было сообразительное и хитрое, как в общем у всех крестьян на свете.
Другой, худощавый, все время нервно поправлял указательным пальцем тесный воротник выцветшей шинели и поглаживал петушиную шею, словно лианами обвитую склеротическими голубыми жилками. Когда он смеялся, огромные желтые зубы делали его похожим на смеющуюся лошадь.
Над нижним этажом магазина, который являл собой как бы широкий торговый ряд под стеклянной крышей, высились еще четыре галереи. Сергей поднимался на второй этаж, когда тихая музыка из громкоговорителя неожиданно оборвалась, как бы остановленная властной рукой. Гнетущая тишина, неожиданная и неестественная для огромного стечения народа, поразила его. И сразу же, не дав никому опомниться, чей-то властный голос наполнил огромное помещение.
Все в магазине замерли и стали смотреть на первую галерею, но с того места на лестнице, где стоял Сергей, ничего не было видно. Рядом не было никого, кроме парня и девушки, которые стояли двумя ступеньками ниже. Юноша был одет довольно скромно, но девушка в шубке имела элегантный вид.
Магазин напоминал огромный резонатор, металлический голос гремел отовсюду. Сергей не понимал, о чем идет речь, но интуитивно почувствовал: случилось что-то из ряда вон выходящее. На лицах людей, идущих ему навстречу, он видел ничем не прикрытый страх.
Сердце его тревожно забилось, он так стиснул ручку “люгера” в кармане пальто, что хрустнули суставы пальцев.
Это говорит немец! Разумеется, по-французски, но акцент! Он не мог ошибиться.
Сергей через силу вдохнул воздух — грудь как будто сжимала чья-то железная рука. Ему казалось, что он дышит чересчур шумно и его вдохи слышны всему магазину.
Он испуганно остановился, потом пожал плечами. Разве теперь не все равно? Минутой раньше, минутой позже.
“Так или иначе, я погиб. Сейчас они устроят облаву. У выходов из магазина как пить дать стоят немцы. Проверяют документы, и когда подойдет моя очередь…”
У него потемнело в глазах. На этот раз конец. Попробовал представить, что здесь случится через несколько минут. Напряженный мозг рисовал хаотические картины; Сергею
