В субботу у нас в школе был учительский совет, и пришлось задержаться. Но я позвонил на аэровокзал и заказал билет.
Замечательная это штука — ночной авиаэкспресс: в двенадцать ночи садишься в кабину «воздушной стрелы», устраиваешься в спальном кресле, закрываешь глаза, а просыпаешься на другом конце страны.
… Проснулся я слишком рано. Все пассажиры еще спали. Самолет шел, низко — на высоте двух километров. Я взглянул в окно: бесконечная равнина расстилалась внизу.
В груди моей вдруг что-то толкнулось, словно пушистый котенок пробежал по коленям и ткнулся мордочкой в подбородок. Ведь я родился в этих местах! И здесь провел свои детские годы…
Раздвинулись стенки самолета, все исчезло, и я, преподаватель истории в средней школе, пожилой, начинающий стареть человек, увидел мальчика, шагающего босиком по укатанной дороге, прислушивающегося к гудению проводов, которые тянутся на столбах за горизонт. Вокруг степь, ровная, необъятная, с неба пышет жаром, и чувствуешь себя, как в огромной русской печи.
Сухие кучки земли, суслики на каждом шагу, сторожащие норки и не очень поспешно скрывающиеся при приближении человека. В воздухе тонкое посвистывание зверьков. Точно сама звенящая трава, жесткая и ломкая, сухо трещат цикады.
Приложив ухо к телеграфному столбу, долго слушаешь, и кажется, что там, внутри, натянуты струны, по которым пробегает все тот же жаркий и злой ветер — суховей.
Иногда его опаляющее дыхание окутывает все дымным маревом, и тогда кажется, что степь горит. Земля тлеет и обжигает ступни, как горячая зола.
Страшна стихийная сила природы! Обыкновенный ветер, лишенный влаги, в несколько недель или дней истреблял урожай, как саранча. Он высасывал влагу из миллионов растеньиц, и, лишенные жизненных соков, они погибали. О, я помню голодный, засушливый 1921 год!..
Кто управляет ветрами на земном шаре? Во все времена существования человечества этим беспрепятственно занималось Солнце. Оно приводит в действие стихийные силы природы во всей подвластной ему солнечной системе.
И никто не думал никогда о том, что можно вырвать у этой звезды хотя бы частицу ее власти над судьбами человеческими.
Какая-то воздушная «колдобина» встряхнула наш экипаж. Я взглянул вниз.
Широкая многоводная река блестела и искрилась на солнце; с высоты она казалась застывшей. Могучая Волга! Зеленые берега ее кудрявились. Лес покрывал и высокий и низкий ее берега. Казалось, рядом с Голубой рекой текут две зеленые реки, сверху представляющиеся такими же неподвижными.
От этих зеленых рек отходили зеленые ручьи и ручейки, местами впадавшие в зеленые озера — рощи, откуда они снова текли дальше. В зеленой сетке тут и там мелькали Голубые пятна настоящих озер и прудов. В зеленых лесных клетках виднелась зелень другого тона, вернее — других оттенков: от яркой цыплячье-желтоватой до матово-сизой. То были поля.
Степь тянулась без конца, разнообразная, зеленая, с тенью от деревьев, насыщенная жизнью и влагой. Ничего похожего на степь моего детства.
Черепичные крыши проглядывали в зелени садов, кирпичные стены выделялись среди полей густой пшеницы. Высокие здания в два-три этажа, некоторые с колоннами и фронтонами. Может быть, этот городок или поселок и есть сельцо Степное, по улицам которого я бегал когда-то мальчишкой? А может быть, вот оно показалось в окружении прудов и лесов, которых здесь никогда не было?
Это было похоже на какой-то чудесный сон!
Бывает, что попадешь в город, где ты жил в дни твоего детства. Найдешь улицу, где стоял дом, во дворе которого играл со сверстниками. Но самый дом найти не можешь. Нет его. Большая многоэтажная громадина на целый квартал стоит там, где лепились тесные дворики. И улица — не та улица, как запомнилась она с детства. Все новое: ширина ее, палисадники, дома, деревья, мостовая, и идет она даже в другом направлении.
Да и город, если уж на то пошло, совсем не тот. Кажется, что попал в новый, чудесный мир, где бродишь с интересом, ко всему приглядываешься, все для тебя новое, и только вдруг скверик на углу или старое сохранившееся здание аптеки напомнит остро тебе, что мимо них ты ходил когда-то в школу.
Но построить новый дом, расширить улицу, переделать город — это все в возможностях человека, к этому мы привыкли.
То же, что было передо мной, опрокидывало все установившиеся представления.
Переделать степь. Да не одну степь, а огромные степные пространства. Обуздать солнце, покорить стихию…
Я вспомнил волнующие дни 1948 года, когда был опубликован сталинский план преобразования природы на огромной территории нашей родины. И годы, последовавшие затем. Я сам участвовал в первых посадках. Миллионы людей ежегодно выходили на рубежи, где создавались тысячекилометровые лесные заслоны против суховеев, истреблявших урожаи. Как радовались мы сообщениям о повсеместном перевыполнении великих предначертаний сталинского плана!
А потом… Потом стали осуществляться новые планы, еще более грандиозные. Невиданно быстрое строительство крупнейших в мире Куйбышевской и Сталинградской электростанций на Волге. Поворот вспять сибирских рек и использование их водных богатств для орошения пустынь солнечного юга. И другие дела, не менее замечательные.
Посадка же и охрана деревьев стала буднями, естественным, само собой подразумевающимся, привычным делом.
Лично я не то что забыл, а как-то свыкся с мыслью о том, что вот в степях проводится грандиозная систематическая работа, но сами степи представлял себе все еще такими, какими они, запечатлелись в моем мозгу еще с детства.
Мысли эти пронеслись у меня в голове, пока самолет шел на посадку. Через минуту он стоял на степном аэродроме — ровной площадке, покрытой травой, как футбольное поле.
А еще через минуту санаторный вечемобиль[3] вез нас по гладкой степной дороге.
Показались дубовая роща, огромный пруд или озеро с купальнями и лодками для катанья и даже с небольшим водопадом, широкое здание с массой открытых и застекленных веранд и балконов и густой парк за ним.
Вечемобиль въехал в ворота и остановился у веранды степного санатория.
Сергей лежал на кровати и со скучающим видом держал в руках какую-то книгу.
Он очень обрадовался, увидев меня.
— А ты все такой же, — сказал он, любовно вглядываясь в меня, пока я пересекал огромную комнату. — Ничуть не изменился. Ну, как твои дела? Как успехи у твоих учеников?
— Какие у меня дела! — возмутился я. — Ты расскажи. Ведь ты побывал там, где…
— Еще никогда ни один человек… и так далее, — перебил меня Сергей. — Ты что же, пришел цитировать, что пишут в газетах?
Сергей был в отличном настроении. Он шутил, смеялся.
