лежали розовые лучи солнца.
— Пойдем по восточному склону, — предложил Юрий. — Там не такой крутой подъем. Я обычно поднимаюсь по южному. Это ближе. Но… требует тренировки.
Он смотрел на меня, согнувшегося под тяжестью рюкзака, и свернул на тропу, которая вела не прямо в гору, а куда-то вбок, постепенно поднимаясь к скалам, темневшим на фоне неба.
Долгое время мы шли молча. Даже Юрий, привыкший к красотам гор, был охвачен чувством молчаливого восторга.
Постепенно становилось теплее. Солнце поднялось над хребтом и заливало своими лучами весь склон, по которому мы поднимались.
Я остановился и вытер пот, выступивший у меня на лбу. Юрий снисходительно посмотрел на меня и бросил:
— Придется привыкать. Сейчас жарко, а ночью наверху закоченеешь.
Он поправил ремень своего огромного рюкзака и не без нотки самодовольства добавил:
— Ну, ничего… Мы обеспечены всем необходимым.
Своеобразная забота Юрия о нашей маленький киноэкспедиции давала себя знать на каждом шагу. Я несколько раз собирался начать съемку, но Юрий каждый раз старался меня отговорить.
— Это что… — говорил он. — Самые обыкновенные скалы. Вон там, повыше, картина будет — так уж это действительно… Леса пойдут.
Ему все казалось, что я растрачу пленку на объекты, с его точки зрения не заслуживающие внимания, а когда мы попадем в мир настоящих красот, ее останется мало.
В полдень мы сделали привал в лесу, действительно, очень живописном.
После отдыха я, оставив все вещи в нашем временном лагере и вооружившись только камерой, пошел побродить по окрестностям. Юрий вызвался меня сопровождать из опасения, как он сказал, чтобы я не заблудился. Но я видел, что ему не терпелось посмотреть своими глазами, как я буду снимать.
Я заснял несколько кадров. Юрий ревниво следил за тем, как я закладывал кассету. Ручная советская кинокамера последнего выпуска, которой снабдил меня институт, вызвала у него восхищение. Особенно он похвалил счетчик израсходованной пленки.
— Очень предусмотрительно, — сказал он.
Лес кончился. Мы вышли на открытое место. Я заметил сурка. В отличие от степных зверьков, хорошо мне знакомых, он очень ловко вскарабкивался в гору.
— У него когти, — объяснил Юрий, увидев удивление на моем лице. — А так — ничего особенного. Сурок как сурок. Наверху, может быть, архаров встретим. Вот это редкость!
«Сурок под рукой лучше, чем архар за облаками», думал я, поднимаясь по склону какого-то холма вслед за зверьком.
Очутившись на вершине холма, я огляделся. Сурка не было, но было нечто другое, не менее интересное.
На большом лугу, покрытом пышной растительностью, стоял серый вытянутый в длину дом, он был двухэтажный и чем-то удивительно напомнил мне кузов гигантского автобуса. Присмотревшись, я понял, чем вызывалось такое впечатление: углы дома были округленными, стены плавно переходили в выпуклую крышу. Здание было очень солидной постройки, судя по внешнему виду — из бетона.
Из невысокой трубы поднимался дымок. Девушка с полотенцем в руках шла к ручью, на берегу которого стоял диковинный дом.
Сдавленный возглас послышался за моей спиной. Юрий, запыхавшийся от быстрой ходьбы, с изумлением смотрел на открывающуюся с холма картину.
— Откуда здесь дом? — спросил он, точно я мог ответить ему на этот вопрос. — Здесь никогда его раньше не было.
— Может быть, это и есть станция Академии наук? — сказал я. — Ты ее мог не заметить прошлый раз, потому что поднимался по южному склону.
— Но это ведь не плато Чибисова! — воскликнул он. — До плато еще два километра. Самая трудная часть пути…
— Во всяком случае мы здесь ночуем, — объявил я. — В этом самом доме. Полагаю, нам не откажут в ночлеге. А пока мы его заснимем.
До дома было с полкилометра, и я снял его через телеобъектив.
Юрий растерянно смотрел на дом, качал головой и бормотал что-то себе под нос.
— Не будем терять времени, — заявил я своему обескураженному спутнику. — Поснимаем в окрестностях, пока светит солнце! А разговоры с обитателями дома отложим до вечера…
Мы покинули луг и занялись «охотой» с кинокамерой. Мне удалось заснять горного сурка, хотя и пришлось просидеть часа два в засаде, наблюдая из-за укрытия этих забавных грызунов.
Весь день в воздухе было слышно жужжание моторов, но самих самолетов за деревьями и скалами не было видно.
— Здесь есть аэроклуб, — сказал Юрий. — С той стороны горы — у подножья. Каждый день летают.
Солнце уже клонилось к закату, когда мы спустились в лес, где были оставлены наши вещи.
Мы согрели чаю и напились у костра. Затем Юрий тщательно загасил угли, мы взвалили на плечи рюкзаки и стали подниматься к лугу.
Взобравшись наверх, мы остановились, разинув рты.
Косые лучи солнца освещали знакомый нам луг. Никакого дома не было в окрестностях. Не шел дымок из трубы, не стояла девушка с полотенцем на берегу ручья, не сидела желтенькая собачка на крыльце, как было в прошлый раз. Ничего не было, кроме ручья, лениво пробиравшегося среди густой травы.
Можно было подумать, что нам привиделся мираж!
Юрий схватил бинокль и, приставив к глазам, водил им вокруг.
— Никаких следов, — сказал он. — Даже примятой травы нет.
Он передал мне бинокль. Действительно, к тому месту, где стоял дом — это была песчаная отмель на берегу ручья, — не шло никакой дороги или хотя бы тропы. Неужели это был оптический обман? Я читал про миражи в пустынях, но не слышал, чтобы подобные явления наблюдались в горах. Во всяком случае, если это так, то этот редкостный феномен запечатлен у меня на пленке!
На другой день с утра мы продолжали подъем. Хотя Юрий и считал восточный склон пологим, путь становился с каждым шагом все труднее.
В одном месте нам попалась каменная осыпь. Мы лезли вверх по круче, а камни поддавались у нас под подошвами, приходили в движение и текли из-под ног каменными струями. Взобравшись на осыпь, мы остановились перевести дух.
Юрий, приложив ладонь козырьком ко лбу, посмотрел вниз и вдруг схватил меня за плечо. Я взглянул в том направлении, в котором указывала его рука, и увидел вчерашний луг. Отсюда, сверху, он был ясно различим.
Я протер глаза: посредине луга на берегу ручья, на том же самом месте, что и вчера, стоял дом.
— Ну? — спросил Юрий. — Что это такое? Аберрация зрения? Мираж?
