замедленном виде.
Можно заглянуть внутрь элеватора и слой за слоем просмотреть все зерно сверху до низу, чтобы убедиться, что оно не подверглось порче.
Врач увидит внутренние органы и ткани живого человека, как на разрезанном макете…
Борис привел еще кучу доводов в защиту «ультраглаза».
В заключение мой друг попросил сфотографировать его возле замечательно прибора.
Я полез в карман за магниевой лампочкой, которую я применяю обыкновенно для мгновенной вспышки при съемке в помещении, но не обнаружил ее.
— Неужели она выпала из кармана? — сказал я, выворачивая его наизнанку.
— Ты просто забыл ее, по своему обыкновению. Впрочем, это легко проверить.
Борис включил рубильник, навел «ультраглаз» на мою комнату и подозвал меня к экрану: я увидел… лампочку, лежащую на моем рабочем столе, на пакете с фотоснимками.
— Вот видишь, еще одно применение «ультраглаза», — сказал Борис, — специально для рассеяных фотографов. Ну, тащи ее скорее сюда!
И я побежал за лампочкой.
ОРАНЖЕВЫЙ ЗАЯЦ
— Первым моим изобретением, — начал Николай Степанович, — было самодвижущееся пресс-папье.
Он усмехнулся и взял в руки травинку.
Мы лежали у костра под тенью огромного кедра. Сопка напротив напоминала застывшего ящера с мохнатыми боками и зубчатыми позвонками — черными, голыми скалами, торчащими в высоком небе. Нас отделяла от нее неглубокая, но широкая падь с плоским, понижающимся в одну сторону дном, поросшая редким лесом. Мы находились выше этого леса и отчетливо видели в прозрачном воздухе белую палатку среди скал, приблизительно на одном уровне с нашей. Это была вторая группа охотников.
Целые полмесяца мы, городские жители, откомандированные в эту глушь, трудились, не разгибая спины, в большом доме-палатке в двенадцати километрах отсюда, заканчивая проект завода, который будет строиться здесь в тайге.
Когда проект был готов и у нас оставалось два дня свободных перед отъездом, явилось желание побывать в тайге, которая тянулась отсюда на сотни километров.
И мы отправились «на охоту», то есть попросту на прогулку с ружьями. Среди нас был, правда, один настоящий охотник, геодезист Иннокентий Иванович Макаров. Об этом поразительно метком стрелке в отряде ходили легенды. Он выспросил у немногих местных жителей все, что можно было разузнать о здешней дичи, и, не довольствуясь полученными сведениями, ушел сейчас куда-то на разведку местности. Мы же, утомленные непривычным для нас переходом без дорог, частыми подъемами и спусками, перелезанием через поваленные стволы, с удовольствием ничего не делали.
— Полезно, — говорил Николай Степанович, — встряхнуться немного. А то, кроме счетной линейки, давно уже ничего в руках. Не держал.
У костра, как водится, полагалось рассказать какую-нибудь историю. Но так как мы оба — и Николай Степанович и я — не были охотниками, из книг же черпать забавные случаи считали неудобным, то волей-неволей разговор коснулся более знакомой нам — во всяком случае, Николаю Степановичу — темы: изобретательства.
И вот мой собеседник начал свою историю о пресс-папье. Николай Степанович, когда рассказывал даже о чем-нибудь очень важном, начинал обычно издалека, с присказки, в которой быль перемешивал с небылицами. Я знал эту его манеру и ожидал настоящей «охотничьей» истории.
— Так вот, — продолжал Николай Степанович, грызя травинку и поглядывая на меня, — засело мне это самодвижущееся пресс-папье в голову. Пустяк, конечно, шутка. Но все-таки…
Белка перепрыгнула с соседнего дерева на то, под которым мы лежали. Мелькнул в воздухе рыжий хвост и закачалась веточка.
Я с удовольствием слушал, хотя и знал, что сейчас рассказчик начнет водить меня за нос. Николай Степапович умел как-то незаметно из сфер фантастики переходить к серьезным вещам. К тому же Николай Степанович обладал редкой способностью самые обыкновенные вещи видеть с совершенно необычной стороны (что, по-видимому, здорово помогало ему как изобретателю), а это тоже было интересно.
Николай Степанович задумчиво почесал подбородок взглянул на меня и продолжал:
— В тот же вечер я соорудил самодвижущееся пресс-папье. Я взял кольцо от шарикоподшипника, которое лежало у меня на столе как бесполезное украшение, а внутрь его поместил часовой механизм, и он пополз там, цепляясь своими зубчатками. Затея так увлекла меня, что сгоряча я даже готов был пожертвовать для нее будильник, но, к счастью, в ящике с хламом нашел поломанные часы с восьмисуточным заводом, у которых уцелела пружина. Все эти мертвые вещи ожили у меня в руках. Пресс-папье, обтянутое лентой промокательной бумаги, неутомимо бродило по столу, промокая, чего придется. Но, — Николай Степанович вздохнул, — оно пыталось все время удрать на пол. Пришлось приделать к нему специальное приспособление, которое останавливало его у края стола и заставляло «поворачивать оглобли».
Белочка показалась из вороха хвои, где она копошилась. Зверек, склонив голову на бок, замер, словно прислушиваясь к тому, что рассказывал внизу один «охотник» другому.
— Я перестал вскоре думать о своем шуточном «изобретении», — продолжал рассказчик. — В конце концов это была только забавная игрушка, у меня же тогда нашлись дела поважнее. И знаете, когда я вспомнил про свои смешные опыты?
— Когда?
— Был в моей практике однажды интересный случай. Производили мы геологоразведочные работы в степи. Наш отряд был разбит на две партии и разделял нас глубокий и очень длинный овраг. Мы работали на разных «берегах», видели друг друга, а связь поддерживали… с помощью радио. Но ведь по радио не пошлешь продукты, чертежи, инструменты… Пешего посыльного, которого пришлось один раз срочно отправить, мы опускали в овраг и вытаскивали оттуда на веревках. Объезжать же нужно было очень далеко.
И вот кому-то пришла мысль: использовать связную собаку. Мы достали в соседнем совхозе овчарку, и пес бегал через овраг, как исправный почтальон. Он даже придерживался определенного маршрута, выбирая места, где ему легче было карабкаться.
Я тогда подумал: хорошо, что выручила собака. Но как все-таки странно, что современная техника не располагает средством для решения подобной простой задачи!
