совершенно не готовы к реальной схватке.
— Но ведь их готовили для армии вы, товарищ комкор, — обратился к нему Омелин. — Как же тогда ваши слова понимать?
— Солдат-кавалеристов до полугода готовят, прежде чем в бой пускать, — не дрогнул под его напором Самохин, — а вы от меня требовали в две недели полки и корпуса готовить и в Москву гнать. Говорили, что в столице их домуштруют, а воевать они и в бою выучатся. Вот и учатся теперь, на крови науку батальную постигают.
— Тогда последний вопрос к тебе, комкор, — мрачно сказал Кутасов. — Сдюжат ли рабочие драгуны против регулярной екатерининской кавалерии? Хотя бы в одной баталии?
— Шансы на это имеются, — честно ответил Самохин. — Если их подпереть и лишить возможности к отступлению. Ну и при грамотной политработе, — кивнул он в сторону комиссара.
— Выдели в драгунские полки лучших комиссаров и политруков, — распорядился Кутасов. — Грамотная политработа, действительно, нужна драгунам как воздух, одними ружьями Пакла не справимся.
— Я могу быть свободен? — спросил Самохин, и комбриг отпустил его, снова оставшись с комиссаром наедине.
— Наплевать надо было на конницу, — сказал он Омелину, — только казаков вымуштровать, и того хватило бы. А из рабочих и крестьян только пехоту делать. Этого хватило бы за глаза.
— Сейчас не век девятнадцатый, — возразил ему Омелин, — одной только пехотой баталий не выиграть. Тем более, что канониры наши хуже вражеских, а образцы наших орудий уже давно в Военной коллегии имеются.
— Не думаю, что без Урала враг сумеет наладить массовое производство орудий по нашим образцам, — покачал головой комбриг. — Да и для того, чтобы сделать это, нужен ещё один Кондрашов.
— Ну, у них вместо военного инженера целая Академия наук имеется, — возразил ему комиссар. — Да и Артиллерийское ведомство не дремлет.
— Всё равно, — отмахнулся Кутасов, — без уральских печей таких пушек не отлить, а это главное. — Он тяжело вздохнул. — И ведь поле боя для кавалерии идеально подходит. Ни речки, ни высотки, ни леска, ни болотца самого завалящего. Поспешать надо, суворовским маршем пойдём к месту баталии, а там в землю зароемся, чтобы никак с флангов и тыла обойти не смогли своей чёртовой кавалерией.
— Не суворовским, — поправил его Омелин. — Здесь тебе, Владислав, не тридцать шестой и Суворов Александра Васильевич для нас враг злой, злейший, чем куртизаны Орловы. Помни об этом, Владислав, он враг, а не легенда, именно об этом что ни день говорят на политзанятиях мои комиссары и политруки. Подобные оговорки недопустимы даже между нами, мало ли кто услышит.
— Да, да, — покивал Кутасов. — Я постараюсь следить за собой.
В дверь штабной избы постучались. И следом вошёл ординарец Кутасова Прошка Никиткин и доложил:
— Товарищ командующий, к вам полковник Голов.
— Пусть войдёт, — кивнул Кутасов.
Голов «благоухал» не хуже Самохина. Шинель его была перепачкана грязью едва не до пояса, а бурые потёки на рукавах и груди говорили о том, что главному особисту армии пришлось и в бою побывать. Бросив шинель на лавку у входа, он отдал честь и сказал:
— Две деревни на нашем пути были сожжены переодетыми в нашу форму добровольцами. Кроме того, в нашем тылу появились несколько легкоконных команд, с ними- то я и столкнулся, когда возвращался из сожжённых деревень.
— Вот и ударила по нам потеря Ржева, — вздохнул Кутасов. — Я должен был знать, что этим закончится. Прошка! — крикнул он. — Забелина сюда! Голов, не уходи, ты нам ещё пригодишься. Присаживайся.
— Есть, — ответил Голов, опускаясь на лавку рядом с шинелью.
— Да что ты в углу затаился, будто паук какой?! — рявкнул на него Кутасов. — К столу садись, полковник. Не бери примера со Сластина, сам знаешь, дурён он.
И не понятно было, говорит ли он о примере или о самом покойном начальнике особого отдела.
Командарм даже не вошёл, а влетел в избу, опередив доклад Прошки. Папаха на голове сидела набекрень, длинный чуб и светлые усы его покрылись инеем, он даже снега не стряхнул с шинели и сапог, так и подскочил к столу.
— Что стряслось, товарищ командующий?! — спросил «стремительный» командарм. — Зачем вызвали?
— Вы, товарищ командарм, — нарочито спокойным тоном урезонил его Омелин, — не кричите, шинель снимите и присаживайтесь с нами за стол.
— Будь сделано, товарищ комиссар, — несколько пристыжено ответил Забелин. Он скинул шинель рядом с головской, сверху бросил папаху и пятернёй вытер усы и чуб, после чего вполне чинно присел напротив Омелина с Кутасовым, но подальше от Голова. — Разрешите спросить, из-за чего вы вызвали меня?
— В нашем тылу, товарищ Забелин, — ответил ему Кутасов, — а также на пути прохождения армии действуют несколько разведдиверсионных групп противника, переодетых в нашу форму. Ваша задача: силами казачьей и рабочей кавалерии найти их и уничтожить. Использовать преимущественно драгун, им на таких операциях опыта набираться надо.
— Рабочая кавалерия сильно уступает вражеской… — начал было Забелин.
— Эту песню я и без твоего голоса знаю, — оборвал его Кутасов. — Против нас действуют, скорее всего, каратели, а они не столь хороши, как остальная армия Бракенгейма. С ними рабочие драгуны должны справиться, обязаны, ясно?
— А как нам отличать своих от чужих в таком случае? — задал вполне резонный вопрос Забелин.
— Будете носить нарукавные повязки, — ответил Кутасов, — и менять их ежедневно. Над чередованием сам подумай и составь схему, чтобы только свои знали.
— Будь сделано, — кивнул Забелин, поражаясь простоте подсказанного решения. — Разрешите приступать?
— Ступайте, товарищ командарм, — сказал ему Кутасов.
А когда тот подскочил, как на пружине, его вновь осадил Омелин:
— Только лично участвовать в операции и не думайте, товарищ командарм. Вам своей жизнью рисковать нельзя.
Забелин разом помрачнел и уже медленней добрался до лавки, первым делом надел папаху, отдал честь, после чего накинул шинель и вышел из избы.
— Вот ведь пан Володыёвский, — усмехнулся Омелин, но тут же опомнился и добавил: — Был такой в Барской конфедерации лихой лях, враг царицы Катерины.
— Ты только его так невзначай не назови, — скривил губы в саркастической улыбке Кутасов, — а то казак обидеться может и шашкой как рубанёт тебя. До седла!
Первые результаты операции Забелина проявились на следующий день. На марше ко Ржеву, Омелин с Кутасовым гарцевали в середине растянувшейся длинной змеёй армейской колонны, к ним подъехал Забелин, как всегда скакавший где-то в авангарде.
— Уничтожены две команды сукиных детей, — доложил он, отдавая честь и, как и всегда Омелин поразил, как командарм себе не разбивает лицо нагайкой, висящей в петле на правом запястье. — Одна пешая — жгла деревню в трёх верстах по ходу армии. Вторая
