были бледно-восковые, родители румяно-полнокровные, хотя, судя по внешнему сходству, это были их родные и законные дети; глава семьи шел впереди, как подобает родоначальнику и вождю племени, мать замыкала шествие, а отпрыски подвигались в середине. Затем появился тучный грузный мужчина — по животу из одного жилетного кармана в другой вьется золотая цепочка; за ним возник тощий человек в черном галстуке и с сигарой в руке, в следующие четверть часа никого больше не было, слышен лишь звон тарелок о блюда, да властный стук ножа о стакан, которым — не стаканом, разумеется, а стуком — отец семейства подзывает официанта, а тощий посетитель, считая, что подобное поведение бросает вызов и приличиям, и трауру, который он носит, глядит на него осуждающе, и благодушно жует толстяк. Рикардо Рейс созерцает поданный ему куриный бульон с рисом: да, он последовал совету и заказал нечто диетическое, но не оттого, что видел в этом хоть какой-нибудь прок или пользу: просто ему безразлично, что есть — что есть, то и съест. Дробный стук в оконное стекло оповестил его о том, что дождь пошел снова. Эти окна выходят не на Розмариновую улицу, а на какую же? забыл, если и знал когда-нибудь, но официант, меняя тарелки, поясняет: Это — Руа- Нова-де-Карвальо, сеньор доктор, и осведомляется: Вкусно? — судя по выговору, он из Галисии, и посетитель отвечает: Вкусно, судя по выговору, он долго жил в Бразилии, что нам и так уже давно известно, и дал коридорному Пименте королевские чаевые.
Дверь снова открылась: вошли немолодой господин средних лет, высокий, длиннолицый, морщинистый, одетый тщательно, даже несколько чопорно, и с ним худенькая, хотя в данном случае уместно было бы сказать — тоненькая — девушка лет двадцати, а, может, и моложе. Они направляются к столику, соседствующему с тем, за которым сидит Рикардо Рейс, и вдруг стало ясно, что стол был приготовлен для них и ждал их, как ждет предмет руку, которая привычно его находит и часто использует, это, вероятно, завсегдатаи, но не исключено, что и владельцы отеля «Браганса», забавно, что мы совсем упустили из виду, что у каждого отеля есть владелец, а эти двое пересекают зал, принадлежит он им или нет, неторопливо и уверенно, чувствуя себя как дома — многое можно заметить, если быть внимательным. Девушка оказывается к Рикардо Рейсу в профиль, морщинистый господин садится к нему спиной, они переговариваются вполголоса, но из слов, произнесенных ею неожиданно громко: Да нет же, папа, я хорошо себя чувствую, можно заключить, что это отец с дочерью, довольно редко можно встретить в гостинице в наше время такое сочетание. Официант обслуживает их с сумрачной торжественностью и явно — не впервые, а потом уходит, и в зале вдруг делается очень тихо, смолкают — вот странность! — даже голоса детей, хоть Рикардо Рейс не может вспомнить, звучали ли они раньше, или они вообще немые, или им рот зашили, скрепили губы невидимой застежкой — да нет, что за дурацкая мысль! они же кушать пришли. Тоненькая девушка доела суп, положила ложку, и правой рукой нежно, будто домашнего зверька, поглаживает левую, опущенную на колено. Только тут Рикардо Рейс, потрясенный собственным открытием, заметил, что эта левая рука с самого начала была совершенно неподвижна, что девушка разворачивала салфетку одной правой рукой, а вот теперь берет ею левую руку, бережно, как хрупко-хрустальную, кладет на стол — и теперь рука с удлиненными, тонкими, бескровными пальцами лежит рядом с тарелкой, безучастно присутствуя при трапезе. Рикардо Рейс, которого вдруг пробрал озноб, не сводит глаз с этой руки, парализованной и слепой, потому что без поводыря она не будет знать, куда идти: вот теперь воздухом подышим, а теперь послушаем, о чем говорят вокруг, а теперь сюда, сюда, чтобы тебя мог видеть этот приехавший из Бразилии доктор, бедная, бедная, мало того что левая, так еще и сухая, неподвижная, плетью висящая, бессильная, безжизненная, мертвая ручка, где ты теперь, не постучишь ты в заветную дверь. Рикардо Рейс замечает, что рыба, поданная девушке, уже снята с костей, мясо заранее нарезано, фрукты очищены от кожуры, разделены на дольки, наверно, прислуга знает все их привычки, эта пара и вправду часто обедает здесь и, может быть, даже живет в отеле. Он уже покончил с десертом, но медлит, выигрывая время — для чего? и в чем выигрыш? — и вот наконец поднимается, с шумом отодвигает стул, и на этот неожиданный и слишком громкий звук девушка поворачивается к нему: теперь видно, что ей больше двадцати, но тотчас профиль, вновь обращенный к нему, восстанавливает ее прежний облик девочки-подростка — длинная, ломкая шея, острый подбородок, какая-то зыбкая неверная незавершенность всех линий. Рикардо Рейс покидает зал, но у дверей с монограммами ему приходится обменяться поклонами с толстяком: Прошу, только после вас, Помилуйте, с какой стати? — но все же толстяк выходит первым: Благодарю, вы очень любезны.
Управляющий Сальвадор уже протягивает ему ключи от 201-го, он собирался вручить их торжественно, но на полдороге унял размах руки: как знать, а вдруг постоялец, проведя столько лет в бразильском захолустье и столько дней в море, пожелает открыть для себя ночной Лиссабон со всеми его тайными удовольствиями, хотя в такой промозглый вечер куда приятней посидеть в гостиной, благо это рядом, в одном из глубоких и мягких кожаных кресел, под люстрой с подвесками, перед огромным зеркалом, куда вмещается, двоясь, вся эта просторная комната, которая не просто отражается в нем, а, сплавляя воедино длину, ширину, высоту, переходит в иное и единое измерение, словно некий отдаленный и одновременно близкий призрак, если в подобном объяснении нет противоречия, отринутого ленивым сознанием, и Рикардо Рейс смотрит в зеркальную глубь и видит отражение одной из бесчисленных своих ипостасей, все, впрочем, одинаково утомлены, и говорит: Я поднимусь в номер, устал, две недели штормило, и нет ли у вас сегодняшних газет, хотелось бы перед тем, как усну, войти в курс событий на родине. Прошу вас, доктор, и в этот миг появляются и проходят через гостиную девушка с парализованной рукой и ее отец: он — впереди, она — на шаг отставая, а у Рикардо Рейса в одной руке ключ, а в другой — мутно-пепельная пачка газет. Там, внизу, под лестницей прогудел электрический шмель, но нет, это не постоялец, просто порыв ветра распахнул входную дверь, непогода разыгралась всерьез, сегодня никого уже не залучить, дождь, шторм на море, одиночество.
Удобный диван оказался у него в номере — столько человеческих тел покоилось некогда на его мягких подушках, что они сами почти очеловечились, научились приноравливаться к любому изгибу, и свет настольной лампы с письменного стола падает на газетный лист под нужным углом, и кажется даже, что ты не в гостинице, а у себя дома, в лоне, так сказать, семьи, хоть ее у меня и нет, нет и, наверно, не будет, ну, так что же слышно в милой отчизне, а слышно вот что: Глава Государства в торжественной обстановке открыл в Генеральном агентстве по делам колоний выставку, посвященную Моузиньо де Албукерке, никак им не под силу отказаться от помпезных юбилеев и позабыть героев империи. Жители Голeгана — это где ж такой, а-а, в провинции Рибатежо — опасаются, что паводок размоет плотину Винте [5], какое забавное название, откуда, интересно, оно взялось, и повторится бедствие восемьсот девяносто пятого года, мне тогда было восемь лет, немудрено, что я его не помню. Самая высокая женщина в мире — Эльза Друайон, ее рост составляет два метра пятьдесят сантиметров, такой орясине и паводок не страшен, а как же зовут ту девушку с парализованной рукой, что это — болезнь, врожденное увечье или несчастный случай? Пятый конкурс на звание «Ребенок года», полстраницы занимают фотографии этих детишек в чем мать родила, все складочки на виду, многие из этих младенцев вырастут в проституток и распутников, потому что их в столь нежном возрасте выставили на обозрение грубому плебсу, не уважающему невинность, продолжаются боевые действия в Эфиопии, а что в Бразилии? да ничего, нет известий, все кончено, итальянские войска начали генеральное наступление, неудержим героический порыв итальянского солдата, еще бы, как его удержишь, если против артиллерии копья да сабли. Адвокат знаменитой спортсменки сообщает о том, что его доверительница подверглась операции по изменению пола и уже через несколько дней станет абсолютно полноценным мужчиной, не забудь заодно и имя сменить, как же ее зовут? Бокаж
