выглянет, то скроется за тучкой, и это тоже — отчизна, взгляни на ту купу дерев на пригорке, из-под которых нынче на заре я, придерживая спущенные штаны, приметил твою деревню, и они тоже — отчизна, и по всему вышеизложенному ты просто не имеешь права ни отказывать мне, ни чинить препоны в исполнении поручения. Ну, если ваша милость так считает. Я даю тебе честное слово офицера, а теперь довольно болтать, пойдем-ка в хлев, покажешь, что у тебя там есть. Управляющий подергал себя за неряшливо свисающий ус, словно бы советуясь с ним, и наконец решился, уверовав, что отчизна — превыше всего, однако опасаясь все же последствий своей уступчивости, спросил офицера, даст ли тот какие-нибудь гарантии, на что взводный ответил: Дам тебе собственноручную бумагу, где будет сказано, что волы подлежат возвращению незамедлительно по доставлении слона соломона в распоряжение эрцгерцога максимилиана австрийского, стало быть, жди не позднее, чем как обернемся до вальядолида и обратно. Ну, пойдемте в стойло, ваша милость, рабочий скот у меня там. Этот — со мной, он погонщик, я, видишь ли, больше разбираюсь в лошадях и в делах военных, предупредил взводный. В хлеву стояли восемь волов. У нас есть еще четыре, но они в поле. По знаку офицера погонщик приблизился к животным, оглядел их внимательно одного за другим, заставил подняться двух лежавших, осмотрел и их тоже и наконец объявил: Этот вот и этот. Хороший выбор, одобрил управляющий, это лучшие мои волы. Взводный почувствовал, как из солнечного сплетения к гортани теплой волной прихлынула гордость. И в самом деле, каждое сделанное им движение, каждое принятое решение, каждый шаг обнаруживали исключительную, самой чистой воды и первого ряда зрелость стратегического мышления, обладатель коей дарованиями своими заслуживает высочайшего, ну то есть августейшего, одобрения и немедленной награды, для начала — производства, скажем, в полковники. Управляющий вышел и вернулся с бумагой и пером, и тут же, тотчас составлен был документ. Управляющий принял его задрожавшими от волнения руками, однако вновь обрел спокойствие, услышав, как погонщик говорит: Шлей нет. Вон, там возьми, показал управляющий. Не остались не помянуты в нашем повествовании более или менее проницательные суждения о природе человеческой, и к каждому из ее проявлений мы, помнится, со свойственной нам упорной основательностью давали развернутый комментарий, соответствующий комизму положения. Но вот чего, по совести сказать, не ожидали мы — это что настанет день и доведется нам поверить бумаге мысль столь великодушную, столь возвышенную и благородную, как та, что, молнией сверкнув в голове взводного, явила ему прямую необходимость поместить два ярма на родовой графский герб владельца волов. Дай бог, дай бог, как говорится. Волы были уже запряжены, и погонщик вывел их из хлева, когда управляющий спросил: А слон. Вопрос, поставленный столь же прямо, сколь и бесхитростно, по-сельски неуклюже, можно было бы попросту пропустить мимо ушей, однако взводный подумал, что этот человек оказал ему любезность, и потому, движимый чем-то родственным благодарности, отвечал: Слон — вон там, за рощицей, где мы ночевали. Сколько живу — а ни разу не довелось мне видеть слона, сказал управляющий так печально, словно от этой неудачи наперекосяк пошла и его жизнь, и всех близких его. Ну, эта беда — не беда, идем с нами, увидишь. Отправляйтесь, ваша милость, а я заседлаю мула и нагоню. Взводный вышел на площадь и сказал дожидавшемуся сержанту: Есть волы. Как же, как же, они прошли мимо меня, а впереди — погонщик, напыжившийся от гордости так, что дальше некуда. Ну, едем, сказал взводный, ставя ногу в стремя. Слушаю, сеньор, ответил сержант и тоже сел в седло. Вскоре они догнали авангард, и туг перед офицером возникла дилемма — то ли галопом доскакать до лагеря и возгласить победу, а то ли сопровождать упряжку и принять заслуженные лавры уже в присутствии живого, так сказать, приза, коим увенчаны его хитроумие и сообразительность. Понадобилось проехать не менее ста метров, прежде чем отыскалось решение, которое мы с пятивековым опережением хода событий могли бы назвать третий путь, а именно — сержанта пустить вперед с известием и с тем, чтобы предрасположить умы и души к наиторжественнейшей из встреч. Так и будет поступлено. Проехали еще не очень много, как послышался туповатый топот мула, от которого сроду никто не просил рыси и уж тем паче — галопа. Всадники натянули поводья, причем взводного побудила к сему учтивость, а последовавшего его примеру сержанта — неизвестно что, и лишь погонщик и волы, будто принадлежали к иному миру и иными законами руководствовались, продолжали двигаться прежним аллюром, то есть — шагом. Взводный приказал сержанту скакать в лагерь и уже в следующее мгновение пожалел об этом. Нетерпение его возрастало с каждой минутой. Отправив сержанта, он совершил грубую ошибку. Посланцу к этому времени уже достались первые, самые горячие рукоплескания, те, которые может стяжать себе только добрая весть, принесенная с пылу с жару, а если иные, пусть даже и многие, захлопают в ладоши и при появлении главных сил, все равно будет у этого ликования вкус как бы разогретого блюда. Он обманулся. Когда взводный, сопровождающий волов — тут, правда, еще вопрос, их ли сопровождающий, ими ли сопровождаемый,— в подобном расположении духа добрался до лагеря, люди уже были выстроены в две шеренги — вольные слева, солдаты справа,— имея в середине слона с погонщиком субхро на спине, и все были исполнены одушевления и издавали радостные клики, и происходило бы все это на борту пиратского брига, самое то было бы крикнуть: Всем по двойной чарке рома. Как бы то ни было, может быть, и представится оказия выставить всей компании по пинте красного. Когда улеглось радостное волнение, начали строить караван. Погонщик впряг в телегу графских волов, что были посильнее и посвежее прежних, шедших из Лиссабона, а тех поставил впереди, чтобы отдохнули. Управляющий, надо полагать, держался на сей счет иного мнения, однако сидел на своем муле и только крестился снова и снова, не веря глазам своим. Ох ты, бормотал он, это, значит, и есть слон, вот, стало быть, что такое слон, ну никак не меньше четырех локтей в высоту, а хобот какой, а зубищи- то эти, а ноги-то, вот это ноги, колонны, а не ноги. Когда караван тронулся, он следовал за ним до самого выезда на дорогу. И там распрощался со взводным, пожелал счастливого пути и благополучного возвращения и долго смотрел вслед удаляющимся людям и животным. Махал им рукой. Не каждый день возникает в нашей жизни слон, не каждый.
Неправда, будто бы небеса равнодушны к нашим заботам и тревогам. Небеса постоянно посылают нам знаки, делают остережения, и мы не говорим — дают добрые советы лишь потому, что опыт с обеих сторон — ну, то есть небесной и нашей, земной,— уже доказал многократно, что не надо напрягать память, ибо у всех у нас она более или менее дырявая. А знаки и знамения нетрудно распознать и истолковать при должном внимании, и лучшее тому свидетельство — поведение нашего взводного командира в тот миг, когда на каком-то этапе пути на караван обрушился краткий, но исключительно обильный ливень. Для тех пятнадцати, кто был отряжен толкать тяжеловесный воз, этот дождь был сущей благодатью, благим и милосердным деянием, утешением в тех скорбях, с коими сопряжена жизнь простонародья. Слон соломон и погонщик субхро наслаждались внезапной освежающей прохладой, что, впрочем, не помешало погонщику поразмышлять о том, как бы для подобных ситуаций, то бишь от льющейся с поднебесья воды, завести себе зонтик, особенно на пути в вену. Совсем не обрадовались этому атмосферному явлению кавалеристы, и в своих мундирах, вмиг вымокших, насквозь утерявших прежний нарядный лоск, обрели вид воинства, разбитого в бою. Что же касается их командира, то он, благодаря своему уже многажды проявленному быстроумию, моментально сообразил, что дело плохо. И еще раз выяснилось, что готовили эту экспедицию люди, вопиюще некомпетентные, неспособные предвидеть самые заурядные и ходовые случайности, вроде этого вот августовского дождя, хотя народная мудрость еще от начала времен точно указала, что зима в августе начало берет. И пусть даже этот ливень был, как уже указывалось чуть выше, явлением случайным и скоро сменится вёдром, однако кончились уже ночевки на свежем воздухе — ибо чересчур свеж сделался он — под луной или
