Но более всего поражала тишина. От края и до края огромного зала, преданно помаргивая курсорами, разливалось море компьютерных экранов. Единственная печатная машинка – допотопный “Ройял” – тускло чернела на особой подставке возле окна, да и та была выпотрошена и служила оригинальным кашпо для плюща. Памятные мне пронзительные вопли телефонных звонков сменились вкрадчивыми, мелодичными трелями. Среди всего этого технического великолепия мелькнула пара знакомых лиц, но в массе своей сотрудники оказались новыми и удручающе молодыми. Среди них я чувствовала себя никчемной старой корягой.
– Уверен, это место ты помнишь.
И Кэмерон распахнул передо мной дверь кабинета, отделенного от зала стеклянной стеной. Я охнула и застыла в проходе – он застал меня врасплох. В моей памяти кабинет главного редактора все еще принадлежал отцу. Я все еще представляла на стене за редакторским креслом множество его фотографий – отец с президентами США, отец с киношными и спортивными звездами, с нашими и иностранными политиками и бизнесменами, знаменитыми аферистами и заслуженными копами. А еще письма от знаменитостей – Нельсон Элгрен и Сол Беллоу[8] написали ему лично, а два автографа – Уолта Уитмена и Карла Сэндберга[9] – он купил.
После его смерти я благоговейно уложила все эти сокровища в коробки и увезла домой. Так они и лежали, нераспакованные, в подвально кладовке. Фотографии отца я могла помыслить лишь в одном-единственном месте – на стене его кабинета. Там они для меня и оставались. Но настоящая стена, которую я пожирала сейчас глазами, хранила мгновения уже из жизни Кэмерона. Пробираясь через отдел новостей, я еще могла тешиться иллюзией, что былое живо. Оказалось, я лишь подглядывала за ним в щелочку. Теперь дверь в мое прошлое с безнадежным грохотом захлопнулась.
– Вот, подарок тебе принесла.
Я растянула губы в легкомысленной улыбке и небрежно кинула кейс на чистый и строгий редакторский стол. Замки щелкнули слишком резко. Совладав с трясущимися руками, аккуратно извлекла из кейса плотный конверт со статьями. Спокойней, Барбара. Даже Кэмерону незачем знать, что каждая страница щедро удобрена твоим потом, что любое слово легло на лист и сцепилось с другими словами после сотен правок. Пусть никто и не подозревает об этой добровольной пытке по восемь часов в день – даже больше, если учесть изматывающую предрассветную бессонницу. Я утешалась надеждой, что ежедневные тренировки в подобном режиме укрепят мою “журналистскую жилку” и дальше дело пойдет быстрее, но на легкие победы уже не рассчитывала.
Кэмерон уселся в кресло и деловито открыл конверт.
– Присаживайся.
– Ты собрался читать прямо сейчас?
Он понимающе взглянул на меня, помедлил, взвешивая на ладони жалкую стопку бумаги:
– Барбара, это же не “Война и мир”. Потерпи десять минут. И не дергайся так, выпей кофе.
– Кто у вас тут занимается связями с общественностью? Передам ему кое-какие материалы о кампании Фрэнклина.
– Второй ряд, дальний стол. Звать Спирз.
Достав из кейса папку с бумагами Фрэнклина, я вышла из кабинета. Дурнота разыгралась не на шутку. В желудке что-то билось и клокотало, словно я наглоталась живых жуков и теперь они скреблись внутри, пытаясь вскарабкаться по стенкам пищевода.
Какой злобный дух насвистел мне в ухо, будто после семнадцатилетнего перерыва я еще способна что-то написать? Редактирование школьных стенгазет и горстка заметок – вот и вся моя “журналистика”. Колонка “Спросите Барбару”? Так это чистой воды викторина. Игра в вопрос-ответ, требующая одного – элементарного поиска информации.
А Сидни Крайгер – перебежчик, которого я дерзнула заменить, – всматривался в мир проницательным и ироничным взглядом, пропускал его через себя, объяснял и высмеивал. Каждый день! Он выдавал блистательные тексты даже по выходным. Я просто-напросто рехнулась.
Спирз оказался очаровательным длинноногим созданием по имени Соня с огненной шевелюрой и личиком энергичной куклы Барби. Многолетние наблюдения и математический дар позволили нам с Сарой-Джейн вывести формулу для расчета интеллектуального коэффициента таких вот Сонь. Формула выглядела просто и изящно: ИК = вес (в килограммах) – рост (в дециметрах) + возраст. Сонины 49 кило, метр восемьдесят три и 21 год обеспечивали ей сомнительное достижение в 52 балла. Для сравнения: мой ИК уже сейчас равняется девяноста четырем и обещает расти вместе с годами и жировыми складками. Наша формула не была идеальной, но, как правило, попадала в самое яблочко. Поэтому, навскидку произведя расчет Сони Спирз, я приклеила на лицо радужную улыбку и запаслась терпением. Говорить придется предельно медленно и отчетливо, подбирая самые доходчивые слова.
– Привет. Я...
– Дочь Кейси Марлоу! Кэмерон упомянул, что ждет вас сегодня, так что я сразу догадалась: это вы.
Я едва не поперхнулась первым из заготовленных коротких предложений. Проворно выпорхнув из-за компьютера, она улыбнулась мне сверху вниз и протянула руку. Маникюр у нее оказался отменный, ладонь крепкая, сухая и прохладная. Меня кольнула неловкость за собственную невротическую лапу – горячую, потную.
– Как я рада познакомиться с вами, – приветливо тараторила Соня, усадив меня к столу. – Ваш отец здесь настоящая легенда. Любой новичок прежде всего узнает, кто такой Кейси Марлоу, а уж потом все остальное. У “стариков” не переводятся потрясающие истории о нем, но мне пока что не все их позволено слушать. – Она непринужденно сыпала словами и выглядела абсолютно искренней. – Клянусь, я как-нибудь нашпигую “жучками” соседний бар, где все они толкутся, и уж тогда наслушаюсь баллад без купюр. И я безумно счастлива, что вы согласились взяться за колонку Сидни.
Она смолкла ровно на столько, чтобы прикурить сигарету. В стерильном воздухе обновленного отдела новостей потянуло родным дымком. Я проследила направление дыма и переместилась вместе со стулом так, чтобы тянуло на меня.
– Я пока не...
– Да это же не человек, а прыщ на заднице! Непогрешимый, видите ли, пророк- обличитель. Однажды кто-то из наших сочинил воззвание к известному скульптору – не увековечит ли тот откровения Сидни золотыми буквами на белом мраморе. Ну и взбесился же он! Словом, если бы не вы, Кэмерон до сих пор колотил бы лапками, как перевернутый на спину жук.
– Я всего лишь одна из... Но Соня, оглушив меня характеристикой блистательного Сидни, продолжала горячиться:
– Да, я забегаю вперед. Но он вправду ужасно хочет, чтобы вы вернулись. Ужасно! Я слепила ему пару статей – проклятье, не я одна, мы все пытались, – да вышла заминка. Какой темы ни коснусь, она тут же начинает отдавать политикой.
– Кстати, о политике, – моментально среагировала я. – Раз уж я здесь, хочу разгрузить почту и самолично передать вам вот эти бумаги.
Я подсунула Соне материалы Фрэнклина (должна заметить, именно он настоял на таком способе доставки). Она курила, по диагонали пробегая страницы. Новейшая супервентиляция Кэмерона пожирала дым прежде, чем я успевала приобщиться благодати. Дождавшись от