Шимон принес виски. За ним в комнату вошли женщины, и Хава обняла брата.
– Ты чудесно пахнешь! Новый одеколон? – сказала она, целуя его в щеку. – Знакомься – Сара.
Она отошла в сторону, и ее подруга, улыбнувшись, протянула Бен-Рою руку:
– Хава много мне о вас рассказывала.
Бен-Рой невнятно пробормотал что-то, не особенно стараясь быть любезным. Он любил приходить в гости к Хаве, потому что чувствовал себя у нее непринужденно, раскованно; теперь, когда какая-то незнакомка вторглась в семейный круг, вечер был практически испорчен.
– Не обращай внимания, – пошутила Хава, кивая на брата. – Он настоящий сабра[43]. Предложишь десерт – и он тут же растает.
Молодая женщина улыбнулась, но ничего не сказала, а Бен-Рой двумя долгими глотками допил виски.
Через некоторое время Хава извинилась и пошла на кухню, сославшись на то, что ей нужно посмотреть за готовкой. Бен-Рой последовал за сестрой, сказав, что хочет наполнить рюмку.
– Ну, что скажешь? – спросила его сестра, как только они оказались вдвоем.
– Насчет чего?
– Насчет Сары, дурень! Она же такая красивая!
Бен-Рой налил виски и пожал плечами:
– Да я как-то не заметил.
– Молодец! – рассмеялась Хава, открывая печку, чтобы проверить, не готова ли большая курица, жарившаяся внутри.
Бен-Рой подошел к плите и, сняв крышку кастрюли, затянулся ароматом своего любимого куриного бульона с кнейдлахами.
– Она очень приятная, – говорила Хава, поливая курицу жиром. – Веселая, умная, мягкая. И без молодого человека.
– Шимон мне уже доложил, – буркнул Бен-Рой, поднося ко рту ложку горячего супа.
Хава стукнула его по руке и накрыла кастрюлю.
– Слушай, Арие, я вовсе не хочу остепенить тебя…
– Ага, черт побери, как же, поверил!
– Ты забыл, что у нас дома не бранятся? Брось сейчас же монету!
Бен-Рой пробурчал что-то в извинение и, вынув из кармана монету в пять шекелей, швырнул ее в стоявший на подоконнике зедаках[44] .
– Так вот, я не стремлюсь тебя угомонить, – повторила Хава, – но мне кажется…
– Что пора бы мне отыметь какую-нибудь бабу?
Он прикусил губу и, вынув монету в десять шекелей, кинул ее в ящик.
– Прости.
Хава подошла к нему и обняла за шею.
– Арие, успокойся. На тебя страшно смотреть, когда ты такой… такой несчастный… такой измученный. Галя бы этого не хотела. Я знаю. Она хотела, чтобы ты жил долго и был счастлив.
Бен-Рой позволил ей обнимать себя несколько мгновений, затем отпихнул и сделал затяжной глоток виски.
– Дай мне самому разобраться, ладно? Мне нужно время.
– Нельзя ведь всю жизнь убиваться! Нужно двигаться вперед, Арие.
Он вылил в себя остаток жидкости из рюмки и почувствовал, как начинает ожесточаться.
– На хрен! Буду убиваться сколько хочу! Не суйся не в свое дело, пока не просят, Хава!
На этот раз он не бросил монету и даже не извинился.
– По крайней мере будь вежлив, Арие: Прошу тебя. Постарайся быть милым.
Он посмотрел в ее влажные от слез глаза, кивнул и вышел в коридор.
Через двадцать минут все собрались в гостиной. Мужчины и мальчики надели ермолки, Шимон прочитал киддуш[45], и, сделав по глотку вина, они сели за стол. Эзер и Хаим добились разрешения расположиться рядом с Бен- Роем.
– Ты арестован, дядя Арие, – важно заявил Эзер. – Мы твои охранники.
После нескольких рюмок настроение Бен-Роя улучшилось.
– Ладно, – сказал он. – Только помните: если хотите, чтобы вас приняли в полицию, вы должны не спускать с меня глаз. Ни на секунду! И даже не есть.
Поначалу мальчики стойко выполняли задание, но как только принесли кастрюлю с супом, они тут же потеряли интерес к игре. Шимон кивнул Бен-Рою, и тот встал, чтобы откупорить стоявшую на буфете бутылку вина.
– Вот вы какие охранники, оказывается! – засмеялась Сара. – Ваш дядя сбежал, а вы не заметили.
– Никуда он не сбежал, – пробурчал Эзер, прихлебывая суп слежки. – За ним смотрят другие охранники, только они невидимые.
Слова малыша всех рассмешили. Бен-Рой на мгновение встретился взглядом с Сарой, но тут же отвел глаза в сторону. Он поставил открытую бутылку на стол и сел на свое место.
– Так чем вы занимаетесь? – спросил он у нее, разливая вино.
– Сара – учитель, – сказала сестра.
– Она разве немая? – перебил жену Шимон. – Пускай сама расскажет.
– Да-да, конечно, – сказала Хава. – Прости, Сара.
Молодая женщина пожала плечами:
– Я учительница.
– И где же вы преподаете? – спросил Бен-Рой, невольно улыбнувшись.
– В Сильване.
– Где? В Сильване? – Бен-Рой удивленно посмотрел на Сару.
– Да. Есть там такая экспериментальная школа для еврейских и палестинских детей. Мы надеемся, что, учась с ранних лет вместе, дети смогут избавиться от опасных стереотипов.
Бен-Рой некоторое время смотрел на нее, затем прикрыл глаза, и улыбка сошла с его губ. Шимон взял кусочек хлеба и провел им по краям своей пиалы.
– Как там с программой поддержки, о которой ты просила?
Сара покачала головой.
– Деньги дают поселенцам, а не школам… Нам сейчас даже раскраски и ручки не на что купить.
– Я что-то не понимаю, зачем вам это нужно, – пробурчал Бен-Рой, катая кнейдлах вокруг тарелки.
– Раскрашивать книжки?
– Да нет, учить израильских и палестинских детей вместе.
Она подняла на него сверкающие глаза.
– Думаете, не стоит даже попробовать?
– Пытаться сблизить людей совершенно различных культур с абсолютно несхожими ценностями? Не наивно ли это?
– Ну, вообще-то мы кое-чего уже добились, – возразила Сара. – Дети играют вместе,
