Полнеющая молодая девушка в белом халате спустилась со стремянки, держа кучу папок под мышкой и прикрыла за собой дверь архива. В ординаторской сидевшая за столом пожилая докторица подняла глаза на неё и спросила:
— Ну, Лиза, сколько историй подобрала?
— Двенадцать, Эльвира Михайловна. И ещё одну взяла из любопытства, просто посмотреть.
— И кто тебя заинтересовал? — невысокая женщина нацепила на тонкий нос очки. — А, потеряшка…
— Тут в скобочках фамилия указана: Харламов, — возразила Елизавета.
— Помню я его, как же, это всё в моём отделении происходило. Могу рассказать, чтобы тебе мой почерк не читать. Ты ведь его не всегда разбираешь, верно?
Девушка присела напротив, на потёртый диванчик и кивнула.
— Ну, что такое биографическая амнезия, ты знаешь. Полная потеря памяти о своей личности. Человек знает, как одеваться, пользоваться вилкой, ложкой, умеет читать, довольно много знает об окружающем мире — но не может сказать, кто он, где и как жил, не помнит родственников и друзей. При каких психических расстройствах встречается такой симптом, тоже знаешь?
— Расстройства истерического круга, — несмело произнесла Елизавета.
— В основном — да. Возможны такие состояния и после черепно-мозговых травм. Ходят всякие слухи о психоактивных препаратах, дающих такой побочный эффект, о процедурах психоблокировки — но это пока только слухи и предположения. В общем, объявился этот больной на станции Рыбинск-товарная и обратился к дежурному по станции. Надо сказать, что потеряшки очень часто объявляются вблизи железных или шоссейных дорог. Как будто ехали куда-то и вдруг цель поездки забыли и сошли, где попало. Там, кстати, пригородные поезда останавливаются. Вот. Ну, а дежурный нам позвонил: у них за последние десять лет уже третий такой случай. Его к нам и привезли.
— Не сопротивлялся? — поинтересовалась Лиза.
— Нет. Хотя, надо сказать, что он сразу сообразил, что очутился в психбольнице. То ли раньше бывал, то ли прекрасно понимал, куда его с такими жалобами привезут. И согласие на госпитализацию подписал без вопросов.
— И на лечение тоже? — оживилась Елизавета.
— А какое в таких случаях лечение? — строго посмотрела на неё Эльвира Михайловна. — Других жалоб у него не было, так что и лечения ему не предлагали. Осмотрели, конечно: соматическое состояние удовлетворительное. На бёдрах, правой руке и кисти левой руки — кольцевые шрамы. Как будто конечности отрезали и потом снова пришили — это он сам так сказал. В виде предположения, конечно — о происхождении шрамов пациент не помнил…
Разговорившись, пожилая докторица уже не смотрела на Елизавету, листавшую историю болезни. Она рассказывала, как применили к потеряшке метод компьютерного психоанализа, разработанный когда-то для спецслужб и заключавшийся в подпороговом предъявлении различных слов и образов с последующей фиксацией непроизвольных реакций.
— Я всё это знаю, Эльвира Михайловна, нам читали теоретические основы.
— Ну, а здесь использовали специально для таких случаев переработанную программу. Но мы просили его, сверх того, как можно больше спонтанно рисовать, раскрашивать контурные карты, подробно записывать сны. В общем, работали интенсивно: и персонал отделения, и интерны, даже консультант из области у нас целую неделю сидел. В итоге выяснилось, сильнее всего потеряшка реагировал на мужское имя — Ермолай. И на фамилию — Харламов. Что не было доказательством, конечно — ему же предъявлялись только распространённые имена и фамилии. Это могли оказаться имена и фамилии его друзей. А лучше всего он представлял следующую местность: юг Красноярского Края и Хакасию. Их карты он вообще по памяти рисовал. Туда мы запросы и отправили, вкупе с его фотографией. Заметь, с полного его согласия…
Вообще, как заявила Эльвира Михайловна, вёл себя пациент образцово. Исписал целую тетрадь записями снов, изрисовал кипу бумаги. Только вот на некоторых рисунках он изображал чуждый мир, с огромным морщинистым зелёным спутником в ночном небе и оранжевой растительностью. Рисовал он ещё и средневековые замки и крепости, странных созданий с топорами, похожих на сказочных гномов, вовсе уж несуразных тварей. А чаще на его рисунках появлялось лицо молодой женщины азиатской внешности.
— Я сама выросла в Средней Азии, — убеждённым тоном изрекла Эльвира Михайловна, — казашек и киргизок навидалась. Эта не из них. И точно. Стучат как-то раз ко мне в кабинет, я кричу 'войдите', смотрю — она и входит. Та самая женщина с портрета. Постарше, правда. Паспорт мне предъявила — Ольга Аникутина, в паспорте штамп — зарегистрирован брак с Ермолаем Харламовым. Сама она родом из эвенков. Ну, я её расспрашивать начала, что да как? Это же моя обязанность, удостовериться. Сам потеряшка ведь определить не сможет, жена за ним приехала или кто чужой.
— А что, его паспорт она с собой не привезла?
— То-то и оно, что не привезла. Ермолай, оказывается, вместе с мужем сестры в автокатастрофу попал, совершенно в жуткую аварию. Его из сплющенной машины по частям выскребали, от паспорта только клочья остались. Вот он долго лечился, ему руки-ноги не то имплантировали, не то заново вырастили, а в сознание он так и не приходил. А однажды приходит медсестричка к нему в палату поутру — а койка пуста…
Эльвира Михайловна вздохнула и покачала головой:
— А ведь он там голый лежал. Нашёл как-то одежду, полстраны проехал без денег и документов. Вот как бывает. И ты знаешь, эта тунгуска ничему не удивлялась! Я ей даже его рисунки показывала, она смотрит, улыбается и говорит, что он и раньше такое рисовал. Большой якобы любитель фантастики был. Я ей показываю тварь, похожую на помесь леопарда со слоном, а она и говорит: 'это сточер, не волнуйтесь, Эльвира Михайловна, никаких душевных расстройств за этим рисунком не стоит'. А ведь я ей не говорила, как меня зовут! Впрочем, она могла у кого-то из персонала спросить.
— Но какие-то доказательства, что она его жена, она представила?
— Ну конечно! Кучу фотографий Ермолая, от младенчества до счастливого отца семейства, предъявила. У них двое детей, девочка и мальчик, девочка — абсолютная копия мамы. Диплом его показала — он по диплому психолог, кстати — и выписку из истории болезни того лечебного учреждения, где он лечился. Привели его санитарочки в кабинет, он Ольгу увидел, и стоит молча, слюну глотает, глазами её пожирает. А она, прямо как в кинофильмах показывают, смотрит ему в глаза, и как будто что-то говорит мысленно. А он не слышит… Я и говорю: ' Харламов Ермолай Николаевич, за вами супруга ваша приехала, узнаёте?'. Она молчит. А он её как будто глазами спрашивает, что ему делать. А потом робко так шаг делает и слегка обнимает.
— Узнал? — с нетерпением спросила Елизавета.
— Врать не буду, сама не поняла. Вроде как он и не возражал особо. Она ему вопросик короткий, в два-три слова, он ей — такой же ответ. И знаешь, чего он спросил первым делом? Спросил, где Леонид — это зять его, с которым они в катастрофу попали. Она и сказала, что пока лечится, ждём, мол. Он сразу погрустнел, и уже больше ничего не спрашивал. Так они и ушли вместе, со стороны посмотришь, ни дать ни взять случайные знакомые. А все рисунки Харламова я прибрала, они в историю болезни вложены. Посмотри, Лиза. Ручаюсь, ничего похожего ты никогда не видела…
