встретились в Большом доме. — В кочегарке. На дежурстве всегда есть свободное время, вот я его и употребляю с пользой.
— Ты смотри, угля у нас уже ушло больше, чем по норме полагается, — остудил его радость Харламов. — И почему ты про открытие мира говоришь, как про длящееся действие? Это же одномоментное явление, насколько мне известно.
— Это во время удачной попытки открытие происходит мгновенно. А самих попыток знаешь сколько должно быть… Вот я их и накапливаю.
Вряд ли Лёнька совершил попыток больше, чем Ермолай, но относился он к ним, похоже, с большим энтузиазмом. Юношу, надо сказать, оптимистичное настроение Куткова весьма задело. Он полагал, что его роль лидера группы неоспорима. И тут выясняется, что группа живёт своей жизнью, а его лидерство, никем не подвергаемое сомнению, на поверку оказывается каким-то неполноценным. Как человек, изучавший психологию, он знал, что лидерские функции бывают разными. Могло быть лидерство эмоциональное, когда человек заражал всех вокруг своим настроением и желаниями. Могло — инструментальное, когда к лидеру обращались с вопросом, как именно достичь цели. Лидер мог определять цели группы, или же устанавливать её внутренние нормы. В общем, как осознал юноша, ни одну из этих функций он не выполнял. В группе он был, как ему показалось, в роли мотора. Включили мотор, кто-то сел за рычаги, кто-то наметил путь по карте — и агрегат поехал в далекую счастливую страну.
Да, группа без него бы не состоялась — но сейчас она приближалась к тому состоянию, в котором уже могла обойтись без Ермолая Николаевича Харламова. Всего-то и оставалось ничего: подождать до момента, когда Кутков или Константинов сумеют открыть свой приват- мир. Почему-то их успех казался несомненным. И какова тогда окажется его роль?
Пользуясь своим руководящим положением, он поставил себе побольше дежурств в кочегарке. И при первой возможности, присев на табуретке возле щедро накормленной углем красной глотки печи, привычно сосредоточился. Условия, как немедленно подсказал привыкший всё анализировать мозг, были подходящими: накопившаяся физическая усталость, некоторый недосып, уединение, ответственность за печь, а не за людей. К тому же он был уверен в поддержке группы. Почувствовав его усилия, они его поддержат, чем бы ни занимались.
Натренированное сознание мгновенно отбросило в небытие картину окружающего мира. Это произошло несколько быстрее, чем при предыдущих попытках. Воображение выстроило мысленный образ, отправным элементом которого стала пылающая печь и подземный коридор — и в следующее мгновение юношу затянуло в неведомый мир. Печи не было: вместо неё багрово светился кусок стены пещеры, источая обжигающий жар. По раскаленной стене скатывались капли расплавленного металла.
В тот миг он постиг сущность этого мира, который назывался Гволн. Мир состоял из жарких подземелий и вечно зимнего заснеженного леса наверху. И внизу, и вверху водились злобные лиходейские твари, против которых только у него была защита. Оглядев в тусклом свете плавящегося выхода оловянных руд своё тело, Харламов остался им доволен. В Гволне он был во плоти. И плоть была великолепной — мускулистое приземистое тело с могучими длинными руками. На голове, плечах, поясе — валики собранной шерсти, при необходимости разворачивающиеся и закрывающие собой почти всё тело. Ноги ниже колена — птичьи лапы с пятисантиметровыми когтями. Где-то на спине топорщились сложенные крылья, в подземельях их негде было развернуть. Как выглядит его лицо, он не знал. Но этим можно было заняться и позже.
Чутьё подсказало дорогу наверх. Он шёл, бесшумно ступая по спекшейся корке шлаков и пыли. От коридора вправо ушло ответвление, там, в озаренной оранжевым свечением потока лавы пещере на полу копошились существа, похожие на гигантских черепах. Огнееды выискивали расплавленный металл, чтобы укрепить ими свои панцири. Против них у него средств не было. К счастью, огнееды были существами мирными, не стоило только приближаться вплотную к их детёнышам. Взрослые особи могли обеспокоиться и ударить смертоносной звуковой волной.
Дальше, поднимаясь по коридору, он шёл в полной темноте. Даже псевдо-гномы, создатели этих коридоров, совсем без света обходиться не умели. Им хватало огонька свечи, чтобы рассмотреть всё в деталях на триста шагов вокруг, но в полной темноте слепли даже они. Ермолай тихо порадовался этому обстоятельству, припоминая, что псевдо-гномы весьма не жаловали в своих владениях любого пришельца сверху. У него было преимущество зрения, у владельцев подземелий — слуха. Не было никаких сомнений, что его шаги кто-то из псевдо- гномов услышал, и сразу понял, что по коридорам расхаживает чужак.
Чужак был абсолютно гол: только тело, никакого оружия. А любой из псевдо-гномов, обутых в прочные ботинки, носивших крепкие штаны и кожаные безрукавки, всегда имел при себе кирку. А через одного — ещё и топор с двумя лезвиями, лабрис. Одно лезвие широкое, тяжелое, а второе больше напоминало клюв, лишь немного расширяясь на конце. Узкой стороной топора псевдо-гном мог прорубить даже панцирь огнееда. Юноша мысленно поздравил себя с тем, что он, как создатель, обладал полнотой знаний о Гволне. Но даже он, открыватель, не смог бы предсказать исход собственного сражения с отрядом псевдо-гномов. Его здешнее тело умело метать молнии из указательных пальцев обеих рук, и молнии этой хватило бы любому псевдо-гному, но насколько быстро он устанет и утратит эту способность, проверить можно было только опытным путем. Проверять совершенно не хотелось.
Вновь расширение, подземный зал, уже не жаркий. Вдоль одной из стен — колонны из черного камня, за ними — ряд возвышений. Темно и тихо, помещение то ли брошено, то ли используется время от времени. А вот коридоры, ведущие в три стороны, оснащены железными воротами, и на каждых воротах — надпись. Русский язык, лишь буквы начертаны непривычно, как будто расплющены тяжестью каменной толщи над головой. 'Солгэр, икневду, тургандэй' — эти слова ничего ему не говорили. Странно, он думал, в своём мире ему полагалось быть всеведущим. Или всеведение имеет свои ограничения, как и всё на свете? Чутьё подсказывало, годится коридор, уводящий вправо. Оператор миров прошёл сквозь открытые ворота, подивившись их толщине и прочности засовов. И шагов через двадцать увидел свет…
— Я в тебя верила, — выдохнула Ольга между поцелуями и прижалась к нему, зарывшись лицом в его грудь.
А по лестнице уже вбегал в кочегарку Игорь, а где-то сзади спешили Инга с Галкой. Подруга успела к нему первой, но все остальные тоже разом почувствовали его успех.
— Расскажешь вечером? — Сашка был в дальнем дозоре и воспользовался мысленной связью.
Юноша пообещал, недоумевая, к чему слова человеку, способному легко воспринимать гораздо более ёмкие образы. Кроме Богачёва и Мариэтты собралась вся группа. Хлопали по плечам, жали руку, лезли целоваться. Кутков деловито выспрашивал подробности.
— Горячие подземелья и холодная поверхность? Как у нас сейчас. И как же ты одолел псевдо-гномов?
— Да я просто пробежал мимо них. Зал огромный, в середине я расправил крылья и взлетел. Метательного оружия они не знают, взлетишь — и в безопасности. Ты знаешь, ругаются они на чистом русском языке…
Успех окрылил, сейчас Ермолай не чувствовал усталости, восторженно припоминая перипетии своего погружения. Вообще-то потом ему пришлось сложить крылья и бежать по
