ни отец, ни Деметрий не слышали этого невнятного слабого мелодичного мурлыканья. Даже Аквила едва улавливал его за голосами летней бури.
Он нагнулся к сестре, опершись рукой о колено:
— Что ты там мяучишь?
Она засияла улыбкой.
— Может, это такое колдовство. Что бы ты, интересно, сказал, если б узнал, что в тот вечер, когда отплывали галеры, я вот так же расчесывала волосы и пела заклинание, надеясь вернуть тебя домой?
Взгляд его неожиданно посуровел.
— Не знаю. Наверное, я бы не мог больше относиться к тебе, как раньше.
Флавия задержала руку с гребнем.
— Да, — сказала она, — я так и почувствовала, потому и не стала колдовать, хотя ужасно хотелось. Но я знала: если я попробую и у меня получится, мне придется тебе признаться во всем. Не знаю уж почему, но это так. А я бы не перенесла, если б ты вдруг переменился ко мне.
— Знаешь, — проговорил Аквила, — я и сам не перенес бы.
Еще две-три недели назад он и помыслить не мог говорить такие вещи Флавии. Подобные мысли просто не пришли бы ему в голову. Но сейчас все было по-другому, потому что важнее всего стало это «сейчас», а «потом»… кто знает, что будет потом, его вообще могло не быть.
Ветер, грохотавший в долине, вдруг стих, наполнив ее тишиной, и в этой тишине раздался далекий, слабый, бесконечно печальный вой волка, вышедшего на охоту. Аквила наклонил голову и прислушался. Не так часто слышишь волчий вой летом, обычно это зимний звук. И, слушая этот заунывный вой, Аквила заново оценил тепло и надежность освещенного атрия.
Деметрий перестал читать и тоже прислушался. Маргарита ощетинилась и глухо зарычала, не поднимая головы с хозяйского колена.
— Лесные волки окликают своих морских братьев, — хмуро заметил Флавиан.
Аквила быстро взглянул на него. Он знал, что за последние дни совершено несколько набегов на фермы близ побережья. Он видел далекое зарево одной такой горящей усадьбы, когда холмами возвращался домой. Именно по этой причине все работники их фермы спали нынче в господском доме.
Опять налетел ветер. Деметрий возобновил чтение с того места, где остановился. Сидящие у огня успокоились. Маргарита, однако, продолжала глухо рычать, уши ее стояли торчком, шерсть слегка вздыбилась. Она даже пробежалась до двери и обратно, трижды покружилась на месте и лишь затем улеглась у ног хозяина, но тут же с рычанием вскочила опять.
— Тихо! Ты что, никогда не слыхала волчьего воя? — прикрикнул хозяин, и она, лизнув ему палец, уселась, продолжая настороженно держать голову кверху. Но спустя несколько мгновений около овчарни залаял пес Бран, и Маргарита опять с лаем вскочила, на миг умолкла, прислушиваясь, и снова залилась лаем.
— Уж не Морские ли это Волки? — Аквила приподнялся, рука его потянулась к мечу.
И почти немедленно сквозь вой ветра прорвался дикий вопль, и тут же послышался гомон множества голосов.
— Во имя света, что там такое?
Аквила не разобрал, кто задал этот вопрос, но ответ пришел сразу на ум каждому. Все повскакивали с мест, Деметрий принялся скатывать драгоценный свиток, дверь вдруг распахнулась. Ворвался сильный порыв ветра, он погнал дым от очага и заколебал пламя свечей, и следом в дверях появился пастух Финн — задыхающийся, с безумными глазами.
— Саксы! Кругом саксы! Я наткнулся на них, когда пошел проверить овец.
За его спиной толпились остальные: старый Куно и работники фермы, каждый держал какое-нибудь оружие, последнее время мужчины никогда не расставались с ним. Храбрая Гвина, маленькая, сморщенная, сжимала длинный кухонный нож, остальные женщины тоже явились кто с чем. Хорошо хоть нет детей, подумал Аквила. У одной Реган — младенец, но он еще так мал, что ничего не поймет…
Флавиан уверенным тоном отдавал быстрые команды. Должно быть, он давно подготовился к этому дню и точно знал, как все произойдет. Собаки перестали лаять и с рычанием припали к полу, прижав уши назад. Аквила в два прыжка очутился у раскрытой двери. Незачем было и закрывать ее — лучше умереть сражаясь, чем сгореть в ловушке. Красные языки пламени взметнулись во дворе, Аквила разглядел рогатые шлемы на фоне огненного всплеска и крикнул через плечо:
— Они шарят по надворным постройкам, поджигают все! Скот угоняют! Господи Боже! Да их не меньше трех дюжин!
— Хорошо. По крайней мере, у нас есть время, пока они возятся с коровниками, — отозвался отец.
Несмотря на ветер, на людские крики и мычание коров, несмотря на красное зарево, вспыхнувшее над террасой, в длинном атрии царило спокойствие, все работники стояли на отведенных им местах, сжимая в руках наспех схваченное оружие. Аквила приписал это спокойствие сознанию неизбежности смерти, а кроме того, влиянию отца, стоявшего здесь, рядом с ними, — от него исходила какая-то сила, вселявшая уверенность. Деметрий аккуратно положил свиток в ящик, закрыл крышку и снял со стены, где висело много красивого оружия, длинный узкий кинжал. Лицо его в неровном прыгающем свете было таким же бледным и кротким, как всегда.
— В свое время я, кажется, выразил тебе мою благодарность за свободу, — сказал он Флавиану, пробуя лезвие. — Больше я никогда об этом не говорил. Но сейчас мне хотелось бы поблагодарить тебя за все те годы, что я был свободным и, как я пришел к выводу, бесконечно счастливым человеком.
— Не надо благодарить, долг свой ты давно уплатил с лихвой. Сейчас не время благодарить друг друга. Эй! Подаст мне кто-нибудь меч?
Аквила бросился к висевшему мечу, вытащил его из потертых ножен, отбросил их в сторону и вложил обнаженный клинок в вытянутую руку отца:
— Держи, отец.
Сильные пальцы отца сомкнулись на рукояти. На губах его показалась слабая улыбка.
— Так… давно я не держал его в руках. Однако ощущение не забыл… Они не поймут, что я слеп. Это ведь не очень заметно, Аквила?
— Незаметно, отец. — Аквила в последний раз — он это знал твердо — глядел на худое, в шрамах лицо.
Крики приближались, они были слышны уже со всех сторон. Флавиан уверенными шагами пересек зал, подошел к алтарю и на мгновение положил меч перед мягко светящейся алтарной лампой в форме цветка.
— Господи, прими нас в Царствие Твое, — произнес он и, снова взяв меч в руку, повернулся лицом к открытой двери.
Аквила тоже стоял с обнаженным мечом, свободной рукой обнимая Флавию и ощущая, какая она хрупкая, какая напряженная и собранная.
— Постарайся не бояться, — шепнул он.
— По-моему, я не боюсь, — ответила она. — Не очень боюсь. Все как будто
