— Ни в коем случае, — сказал Джеггерс. — Но ты можешь — да-да, ты можешь и обязан так поступить — попрощаться с ней и не забывать о ней. Оставайся ее благодетелем, заботься о ней, не теряй ее из виду. И я не буду терять ее из виду — а там посмотрим, что получится.
Денвер Джеймс полз по крыше-вагона мчащегося поезда. Это было нетрудно. Правда, он должен был двигаться быстро, чтобы успеть добраться до края вагонной крыши, спуститься вниз по лесенке и спрыгнуть сразу же после большого кактуса, который служил вешкой. В сорока ярдах от кактуса все уже было готово: разрыхлена земля, положено пенопластовое покрытие и сверху присыпано тонким слоем земли. Он должен был так рассчитать свой прыжок, чтобы приземлиться точно на спрятанный пенопластовый квадрат. Ему надо было подальше отпрыгнуть от поезда и приземлиться, отвернув лицо от кинокамеры. Все, что ему предстояло выполнить, было в общем-то совсем нетрудно и неопасно. Вот если он не попадет на пенопласт, то тогда его ожидает чертовски болезненное приземление, которое, возможно, будет стоить ему сломанной ноги — но только он не промахнется. Да, самое трудное здесь — это все точно рассчитать: время, угол падения, положение тела и головы. И за все про все он получит полторы тысячи. Каких-то две минуты работы, правда, это если не считать времени на подготовку съемочной площадки, гримирование и одевание — ведь на экране надо выглядеть точь-в-точь как этот знаменитый красавчик.
Чертов ветер. Нет, опасности никакой нет, и на его прыжок он никак не повлияет, да только из-за ветра можно испортить кадр — например, шляпа слетит, отчего эпизод будет выглядеть комично и придется делать еще один дубль. Поэтому он полз по крыше вагона так, чтобы встречный ветер прижимал шляпу к голове, и ища глазами кактус впереди, слез с крыши и спустился по лесенке вниз. Он напрягся перед прыжком и, когда кактус проскочил мимо, мощно оттолкнулся от подножки и далеко и красиво прыгнул. Он больно стукнулся о землю, несколько раз перевернулся через голову и остался лежать неподвижно.
— Снято! — закричал откуда-то издалека режиссер. Ассистент режиссера сделал вид, что ладонью разрезает себе горло, и оператор остановил камеру.
Денвер Джеймс все еще лежал на земле. Земля была твердая, потому что он скатился с пенопластовой подкладки. Он лежал и пытался вздохнуть. При падении он здорово ударился, и у него даже перехватило дыхание. Он молил Бога, чтобы все обошлось, и старался ловить губами маленькие глоточки воздуха: ушибленные ребра сильно болели.
— Ты в порядке? — поинтересовался ассистент режиссера, наклонившись над ним. Он подбежал к Денверу, как только увидел, что этот здоровяк что-то не торопится подниматься.
— Черт его знает.
— Господи! — сказал ассистент режиссера. Он топнул несколько раз по земле. — Пенопласт-то вон где!
— У пал-то я на пенопласт, да скатился.
— Господи! — повторил ассистент режиссера. — Потерпи, я врача приведу. Где он, интересно знать. Он же должен неотлучно находиться на площадке.
Он пошел за врачом. Денвер попытался сделать глубокий вздох. Ничего страшного. Он еще боялся вздохнуть по-настоящему глубоко, но уже мог совсем безболезненно сделать полвздоха. И решил, что все обошлось. Словно пилот, выполняющий предполетные упражнения, он мысленно перебрал свои конечности: ноги, руки, ладони, ступни. Да, решил он, все в порядке.
Прибежал врач.
— Ну-ка, давай посмотрим, — сочувствующе проговорил он. — Извини, что меня не было рядом, — добавил он. — Я все ждал, ждал, когда они начнут снимать этот чертов эпизод. А потом пошел покурить.
— Все нормально, — сказал Денвер. — Думаю, я буду жить. Наверное, просто малость дух вышибло.
— Нет, давай-ка поглядим, — сказал врач и стал ощупывать ему ребра, нажимая пальцами в разных местах и повторяя: — Здесь больно? — на что Денвер неизменно отвечал: «Не-а».
Когда врач закончил осмотр, Денвер чувствовал себя уже совсем хорошо и поднялся. Врач похлопал его по плечу. Но они все равно пошли в медпункт съемочной группы сделать рентген, чтобы уж не сомневаться в нормальном исходе его падения.
Прошло немало времени, пока проявили рентгеновский снимок, и Денвер уже совсем оправился, когда рентгеноскопист вышел из палатки и сообщил, что все в порядке.
— Спасибо, — сказал Денвер. — Я так и думал.
Он отсалютовал, приложив палец ко лбу, и отправился как ни в чем не бывало к бухгалтеру получить причитающиеся ему три «штуки». Два эпизода. Три «штуки», по полторы «штуки» каждый эпизод. Удачная неделя. А теперь в Мексику! Поиграть-повеселиться, пока не кончатся бабки, — вот и вся награда за работу. А следующей его работой будет наказание за веселье. Это какой-то порочный круг, но ведь порок, как сказал какой-то кабацкий поэт, — прекрасен. Денвер, во всяком случае, считал именно так. Дороговато, конечно, но хрен с ним! Он мог себе это позволить для своего удовольствия. Другие каскадеры, подумал он, были просто чокнутые. Он вспомнил, например, как Джей Эббот — у него жена и дочки, и жизнь застрахована — все беспокоится, что следующий раз будет его последним и что кто-нибудь закрутит с его женой после того, как он ляжет в сыру землю. Не Джей Эббот, а Джей Рэббит какой-то[7]. Работа нервная? Да что там!
Поездка от Калвер-сити на север, в Бсверли-хиллс заняла у него почти час, но было еще около трех, когда он добрался до места. Можно выезжать прямо сегодня вечером. Или завтра утром. Ему все равно.
Как только входная дверь закрылась за его спиной, Элейн одарила его жарким поцелуем.
— Все нормально? — спросила она тревожно.
— Ну, я же приехал!
— Да, приехал.
— Значит, все нормально, — сказал он, удивляясь, какие же дурацкие вопросы иногда задают женщины. Он пошел в гостиную к бару и налил себе стаканчик. Он не жил у Элейн, но уже вполне освоился здесь и знал, где что стоит и где можно найти выпивку, и мог без стеснения забацать себе что-нибудь, когда ему хотелось. В этом доме он чувствовал себя отлично. Хороший дом. Конечно, тут надо всегда быть начеку. Всегда надо быть начеку в домах, где живут одинокие женщины, которые выгнали мужей или которых бросили мужья. Кстати, большой разницы нет, кто кого выгнал. Денвер Джеймс давно зарубил себе на носу, что самое милое дело в этой жизни — разведенные голливудские телки. Все они еще охочи до траха, но при этом знают, что почем в семейной жизни. Какая женщина, если она не последняя дура, решится выскочить замуж за каскадера, который не сегодня-завтра откинет копыта? Нет, этого не будет. И ты — вольный, как ветер, все нормалек. Однажды какой-то парень очень здорово это сформулировал: «Гуляй с голландками, целуй француженок и трахай американок». Кто же это сказал? Он не мог припомнить. Но самое главное — он прекрасно помнил этот совет. Можете выбить эти слова на моей могильной плите!
— Ты ел? — спросила Элейн. — Ты голоден?
— Не ел и не голоден. Пока не голоден. Я бы для начала вымылся.
— Ну конечно! — сказала она.
Он допил стакан, налил еще и пошел наверх в ванную. Он оставил дверь открытой, и она зашла следом. Он скинул одежду, включил душ, отрегулировал холодный и горячий краны
