И сколь он шел часов иль дней, Невемо. Стало холодней. Подземная капель Умолкла. Под ногами плеск Утих. И — словно зимний брезг В земную влился щель. На белый рыцарь вышел свет. Снега… Конца и края нет… И сколь свиреп мороз!.. Чернели ребра мерзлых скал, А там и сям торос блистал, Налегший на торос. Да, здесь бы разом поостыл Наинеистовейший пыл В отважнейшей груди! Такое всякого смутит! Но горший и страшнейший вид Явился впереди: В ледовых глыбах не один Паломник стыл, и паладин! И, ускоряя шаг, Стремился рыцарь мимо них, — Во льдины вмерзших, но живых! — Безмолвных бедолаг. И некий непостижный глас Раздался вкрадчиво тотчас; «О смертный! — он изрек: — Те, кто распяты в толще льда, Тебе подобно шли сюда, Злосчастный человек!» «О смертный! Козней не кую, — Но, жизнь жалеючи твою, Хочу тебе помочь; Покуда жив, покуда здрав, Беги назад, беги стремглав, Беги отселе прочь!» «Я рек! И вновь даю совет: Беги! От лютых здешних бед Спасенья нет, увы; Я трижды властен произнесть Совет: беги, спасенья несть! Не сносишь головы!» «Беги! Но ты, похоже, глух… Крепишь молитвою свой дух? Усердно крестишь лоб?» И с ближних скал взгремел обвал, Ледовый оползень сбежал — И рыцаря погрёб. Раздроблен, мнилось, весь костяк! Нельзя вздохнуть, нельзя никак! Но, жив едва-едва, Всё мыслил рыцарь: с нами Бог! — И мысленно твердил, как мог, Священные слова. Когда обвал его настиг, Он крикнул в предпоследний миг: «О Боже, огради!..» О, всякий цел средь бед и зол, Кто с верой вящею глагол Возносит из груди! И рыцарь славный не погиб: Тотчас ледовых груду глыб, Как вихрем, сдуло вон. И рыцарь встал: исчезла боль, И время вновь идти — доколь Достигнет цели он. Не цели, но беды иной Достиг он: пышет лютый зной, Как пышет жар печей; И сердце в ребра тяжко бьет, И пот из каждой поры льет, Что слезы из очей. В пустыне белого песка
