— Больше я не буду тебе ничего говорить. Ты сам увидишь, ты сам подойдешь и протянешь руку человеку, нуждающемуся в спасении. Спасая другого, спасешь себя.
— Пусть хоть на этот раз у меня получится.
— Тебе пора. Бешир, проводи нашего гостя.
— Но я все равно вернусь, как бы вы ни противились. Позвольте мне самому выбирать свой путь.
— Решай сам, сынок. Что будешь делать завтра?
— Не знаю. Буду жить.
— Вот это то, что я хотела услышать. Теперь кошмары закончились.
Бешир проявляется в воздухе перед кроватью и кивает мне как старый знакомый.
Я забыл дорогу обратно. Детали выветрились из головы. Я уже сомневаюсь, выглядело ли все так, как я это видел. Не плод ли моего воспаленного воображения эта странная встреча? Если это был сон, его реальность не была хуже любой другой. Что, если вся моя реальность — это сон?.. Стоило мне выйти из мрачного подъезда, как вернулось лето.
И потом тонкий мальчик все еще идет рядом со мной легкой походкой. Летит вприпрыжку. Он ступает абсолютно беззвучно, хотя я вижу, как галька под его зелеными ботинками разлетается в стороны. Превращается в прозрачные кварцевые самоцветы, после каждого шага оставляющие круглые пятна на земле.
Бешир. Странное имя. Пока я был в холодной квартире, он молча сидел на подоконнике, щелкал пальцами, и небо за окном меняло цвета. С красно-лилового на серо-коричневый. Временами он подходил к Владе, подносил ей воду. Когда я заговаривал о Легкой, он выглядел взволнованным: вскакивал, заглядывал в нагрудный карман своего старого пальто и, как будто убедившись в наличии там чего-то важного, успокаивался, возвращался на место. В стенах квартиры сорок три чудеса казались обычным явлением.
Влада настояла на том, чтобы ее сосед фавн проводил меня. «Бешир должен пойти с тобой, сынок. Он поможет тебе добраться до начала и вернуться обратно. Не пытайся запомнить дорогу — пустое, это тебе не пригодится. Такой шанс дается один раз».
Сейчас, покидая магический дом, я встревожен и собран одновременно. Будто мне предстоит операция по удалению немаленькой части жизни, которая еще недавно была жизненно важной. Тревога вполне объяснима — я отпускаю прошлое, ничего не получая взамен. Что-то вдруг уходит на покой, что-то, что делало меня мной. И я чувствую себя медузой, меняющей форму и расплывающейся в бескрайнем океане.
Оглядываюсь, пятиэтажки уже не видно, исчезла за зарослями высоких тополей. Бешир убежал чуть вперед. Что-то напевает себе под нос. Прислушиваюсь: «Время тень, без дней, без лет. Оно так прекрасно совсем не напрасно». Догоняю пацана: «Ты теперь возвращайся. Я сам дойду». Он замирает, поднимает на меня огромные глаза, молча протягивает кусочек белого картона размером с фотографию.
— Что это такое, Бешир?
— А вот увидишь.
«Может, он ненормальный?» — думаю я с тоской. Он вообще-то не похож на обычного парня. Брови — два горизонтальных мазка черной краской. В лукавых глазах добродушно сдерживаемая удаль. Ресницы черные, как трава выгоревшего поля. Тонкие бледно-розовые губы и выпирающий подбородок. В Бешире есть сказка; он не отсюда — из какой-то мифической долины героев, где тучи в гневе опрокидывают с небес белых птиц.
— Ты-то хоть можешь говорить без загадок? Лучше скажи, что нужно Владе, завтра привезу.
— Она ни в чем не нуждается.
— Послушай, да она очень больна! Ей к врачу надо!
— Нас все равно скоро здесь не будет. Уезжаем.
Я злюсь, готов съездить фавну по шее. Самоуверенный болван! Но что-то останавливает меня — чувство, что он не врет и не издевается. Кажется, он говорит правду, какую-то нереальную правду, почти непостижимую. Я наконец беру из его руки картонку, смотрю на свет — ничего. Тем временем Бешир исчезает где-то в кустах — только слышны отголоски его песенки: «...без дней, без лет... совсем не напрасно».
Как я оказался на заброшенном пустыре? Рядом магистраль, и больше вокруг на километры ничего нет. Никакого дома, ни мусорных баков, ни тополей, ни тем более снега. Как будто во сне, как будто я шагнул в другое измерение. Вспоминаю о картонке — она превратилась в фотографию.
В «Волшебнике изумрудного города» каждый получил необходимое — кто ум, кто сердце, кто храбрость. Мне так хочется получить знание. Такое кристально чистое знание, когда уже не сомневаешься. Когда твоя уверенность в правильности сделанного выбора выбита в сердце, как клише на запястье.
Окружающие не заметили отлучки лета. Один я оказался в магической зиме так же неожиданно, как и выпал из нее. Теперь все произошедшее кажется сумбурным сном.
Я добираюсь на автобусе до метро, останавливаюсь перед входом в подземку. Сигарета. Мимо пробегают разные люди с разной степенью занятости. Где-то за мной сигналят машины, застрявшие перед светофором, бомжиха прокуренным голосом клянчит еду в пирожковой. В воздухе взвесь из летней пыли, человеческих надежд, разочарований и невысказанных эмоций.
Мне девять станций до дома и не меньше девяти тысяч мыслей. Я люблю метро. В его темных коридорах легчает. Наступает перемирие с самим собой, больше не бросаешься в крайности. Двигаешься по единственному туннелю, зная, что поворотов в стороны нет. Поэтому и себя легче принять как есть — простым пассажиром.
Еще я люблю Большой город. Как бы ни искал варианты побега в размеренное пространство, он все равно бежит в моих венах. Такой сумасшедший и хаотичный. Временами этот город кажется унылым местом, натирающим со всех сторон, как тесные нелюбимые туфли. Потом совершенно неожиданно замираешь на секунду посреди сбивающего с ног людского потока и думаешь: блин, город, как же я тебя люблю! Дома-высотки, вырезающие из неба фигуры. Десятки незнакомцев, с которыми ежедневно сталкиваешься в перекурах на обочинах дорог. С ними можно даже поговорить, честно признаться в наболевшем — все равно больше не встретимся, нас не связывают общие воспоминания или чувство долга, одно на двоих. Рядом искалеченные и воспрянувшие духом люди — такие же, как я. С ними может произойти что угодно, но они все равно бредят любовью. Любовь и есть то самое, что
