— Я не должен был возвращаться в Барселону, — прошептал он, мотая головой.
Я опустилась на колени возле него.
— Здесь нет того, что ты ищешь, Хулиан. Давай уедем. Вдвоем, только ты и я. Уедем подальше отсюда. Пока еще есть время.
Хулиан внимательно посмотрел на меня.
— Ты знаешь что-то, о чем мне не говоришь? — спросил он.
Сглотнув комок в горле, я отрицательно покачала головой. Хулиан, казалось, поверил.
— Ночью я снова пойду туда.
— Хулиан, ради бога…
— Я должен удостовериться.
— Тогда я пойду с тобой.
— Нет.
— В последний раз, когда я осталась ждать здесь, я потеряла Микеля. Если пойдешь ты, пойду и я.
— Все это не имеет к тебе никакого отношения, Нурия. Это касается только меня одного.
Я спрашивала себя: неужели этот человек на самом деле не понимает, какую боль причиняют мне его слова, или ему это просто безразлично.
— Это ты так думаешь…
Он хотел погладить меня по щеке, но я отстранила его руку.
— Ты должна была бы возненавидеть меня, Нурия. Тебе бы стало легче жить.
— Я знаю.
Целый день мы бродили по городу, чтобы только быть подальше от давящего полумрака той комнаты, где все еще стоял влажный аромат кожи и смятых простынь. Доехав до Барселонеты, мы медленно пошли по пустынному пляжу, где растворялся в дымке цветной мираж песка. Мы присели на берегу, у самой воды, как это обычно делают дети и старики. Хулиан молча улыбался, думая о чем-то своем.
Когда стало смеркаться, мы сели на трамвай, который повез нас от акватории по Виа Лаетана до бульвара Грасиа, а потом через площадь Лессепс по бульвару Аргентинской Республики до конечной остановки. Хулиан молча, с жадностью всматривался в улицы, мелькавшие за окном, словно боялся, что тот город, по которому мы проезжали, исчезнет в тумане за поворотом. Где-то в середине маршрута он взял мою руку и молча поцеловал. Он не выпускал ее из своих рук, пока мы не сошли на последней остановке. Какой-то старик, ехавший с девочкой в белом платье, смотрел на нас с улыбкой, а потом спросил, помолвлены ли мы. Было уже совсем темно, когда мы, наконец, подошли к дому Алдайя на проспекте Тибидабо. Накрапывал мелкий дождь, и каменные мокрые стены особняка отливали серебром. Мы перебрались через ограду на задний двор, рядом с теннисными кортами. В темноте возвышался мрачный силуэт дома Алдайя. Я его сразу узнала. Сколько раз я встречала воплощения этих стен, галерей и комнат на страницах романов Хулиана. В его книге «Красный дом» особняк Алдайя представал зловещим дворцом, гораздо более просторным изнутри, чем снаружи, медленно меняющим свои очертания, разрастающимся в невероятной череде коридоров, галерей, переходов и бесконечных лестниц, ведущих в никуда, скрывавшим темные комнаты, появляющиеся в полночь и исчезающие на рассвете, навсегда унося с собой тех, кто имел неосторожность заглянуть туда. Мы остановились возле главного входа, обнесенного цепями, на которых висел огромный замок. Окна первого этажа были забиты толстыми досками, увитыми плющом. В воздухе стоял запах мертвой травы и влажной земли. Каменный фасад, темный и липкий от дождя, блестел, напоминая скелет огромной рептилии.
Я хотела спросить Хулиана, как он собирается проникнуть сквозь эту дубовую дверь, похожую на вход в храм или темницу. Но он достал из кармана пальто пузырек с какой-то жидкостью и открыл пробку. В воздухе почувствовался сильный запах, голубоватой струйкой растворяясь в сырой мгле. Хулиан вылил кислоту в замочную скважину. Металл стал плавиться, шипя, как раскаленное железо в облачке желтоватого дыма. Подождав несколько мгновений, он пошарил рукой в траве, поднял камень и несколькими ударами разбил замок. Хулиан толкнул ногой дверь. Она медленно распахнулась. Изнутри, словно дыхание склепа, донесся запах тления и сырости. За порогом начиналась мягкая на ощупь, бархатистая темнота. У Хулиана с собой была лампа, которой он освещал путь, держа ее в вытянутой руке. Я закрыла входную дверь и последовала за ним через прихожую. Под ногами расстилался толстый ковер пыли, на котором отпечатывались одни только наши следы. На голых стенах плясали янтарные отблески пламени. В комнатах не было ни мебели, ни зеркал, ни люстр. Двери висели на своих петлях, но их бронзовые ручки были вырваны с корнем. Дом с неохотой обнажал перед нами свой голый остов. Мы задержались у подножия каменной лестницы. Взгляд Хулиана устремился куда-то вверх. На секунду он обернулся и посмотрел на меня. Я хотела ему улыбнуться, но в темноте мы едва различали глаза друг друга. Я стала медленно подниматься за ним по лестнице, на ступеньках которой Хулиан впервые увидел Пенелопу. Я поняла, куда мы направляемся, и меня охватил страшный холод, не имеющий ничего общего с промозглой атмосферой дома.
Мы добрались до третьего этажа. Узкая галерея с низкой кровлей и крошечными дверными проемами уходила в южное крыло. В этой части дома когда-то жила прислуга. Я знала, что последняя дверь ведет в спальню Хасинты Коронадо. Хулиан медленно, с опаской приблизился к знакомой комнате. Именно здесь он в последний раз виделся с Пенелопой, именно здесь в последний раз они предавались своей страсти. А несколько месяцев спустя она умерла от потери крови в этой самой комнате, ставшей ее тюрьмой. Я попыталась остановить его, но Хулиан уже стоял на пороге и отсутствующим взглядом смотрел впереди себя. Я выглянула из-за его плеча. Там не было ничего, кроме пустоты. На деревянном полу, под толстым слоем пыли, еще можно было различить след от кровати. В самом центре комнаты расплывались черные пятна. Хулиан в замешательстве долго вглядывался в эту страшную пустоту. В его взгляде я читала, что он едва узнавал это место, что все ему здесь казалось мучительным и жутким обманом зрения. Я взяла его под руку и повела обратно к лестнице.
— Здесь ничего нет, Хулиан, — прошептала я. — Они все продали перед отъездом в Аргентину.
Он обессиленно кивнул. Мы снова спустились на первый этаж. Хулиан направился в библиотеку. Полки были пусты, камин засыпан строительным мусором. На мертвенно-бледных стенах отражались, вздрагивая, тусклые блики. Кредиторы и ростовщики вынесли все, даже память, которая, должно быть, давно уже затерялась в пыльных подвалах какого-нибудь ломбарда.
— Я напрасно вернулся, — пробормотал Хулиан.
Так будет лучше, думала я, считая мгновения, отделяющие нас от входной двери. Если бы мне удалось увести его оттуда, даже смертельно опустошенного, быть может, у нас был бы еще шанс. Я хотела, чтобы Хулиан вобрал в себя пустоту и крах этого дома, чтобы он, наконец, освободился от воспоминаний о прошлом.
— Тебе нужно было вновь прийти сюда, чтобы все увидеть своими глазами, — сказала я. — Теперь ты знаешь, что здесь ничего больше нет. Это всего лишь пустой дом, Хулиан. Пойдем.
Бледный, он взглянул на меня и молча подчинился. Я взяла его за руку, и мы пошли по коридору к выходу. Полоска уличного света, проникшего сюда из-под двери, была в нескольких метрах от нас. Я уже ощущала запах травы и дождя. Вдруг я почувствовала, что
