длительное стирание мелким песком или землей в состоянии избавить руки от раздражающей липкости.
Стоит далее поделиться опытом по снятию больших по площади участков бересты — верхнего слоя коры березы. Допустимо это, разумеется, в условиях исключительных, в тайге, в окраинных лесах и уж никак не в пригородных. Только в исключительных условиях человек может себе позволить ободрать с живого дерева кору на лыко или на берестяные поделки. Но если такая надобность возникла, то надо знать, как это делать.
Бересту лучше сдирать с гладкоствольных берез, стоящих не на опушках, а в середине леса: с этих деревьев она отслаивается легче. Сделав вертикальный надрез на глубину только верхнего слоя, концом ножа надо осторожно отделить бересту от нижнего слоя коры, так называемой заболони. Затем так же осторожно руками она снимается со ствола. Нанесенная березе рана не загубит дерево, а лишь лишит его прежней белоствольной красоты, взамен которой на стволе появится буро-коричневый пояс. Еще раз повторяю, такую операцию над деревьями допустимо производить только в условиях тайги, в глухомани, вдали от городов и сел и, разумеется, при острой необходимости для человека.
К великому сожалению, в наших подмосковных лесах, таких «оскальпированных» берез можно встретить весьма много. Уродуют деревья и горе-туристы, и грибники, сдирая бересту на растопку своих варварски устраиваемых кострищ, сдирают и мальчишки на «фунтики» для сбора лесной земляники, когда под рукой нет никакой тары, а в кармане имеется перочинный нож.
Лыко — это весь слой коры, сдираемый с лип. Для этого делаются кольцеобразные надрезы сверху и снизу, затем вертикальные. Обстукивание коры способствует более легкому отделению лыка от древесины. Снятие лыка равносильно убийству дерева или гибели его приростов. Поэтому срезка полосок лыка допускается только с паразитирующих приростов дерева или сучьев, что не приносит самому дереву никакого вреда. Вообще говоря, вот такое бережное отношение к нашему зеленому другу — деревьям и растительности, если оно только не мешает человеку, должно культивироваться еще с детства, а пока что, увы, противоположных примеров более чем предостаточно и в лесах, и в парках, и в самом городе. Это и поломанные, исковерканные деревья, затоптанные кустарники и газоны, это зря загубленная красота природы, а часто и наше здоровье.
Но вернемся к путешествию. Нахмурившееся небо, недавно такое бирюзовое и безоблачное, стало затягиваться темными тучками, из которых не замедлило пролиться энное количество воды. Хлорвиниловый плащик надежно защищал тело, а влага, стекающая по нему, нет-нет да и попадала в голенища резиновых сапог, которые я надел взамен «римских сандалий».
Дожделюбивое лягушачье племя сновало и под колесами велосипеда, и под ногами. Приходилось лавировать, но бывало и так, что, прыгая перед движущимся транспортом, пучеглазые нарушители попадали под колеса.
Туристы знают, какие трудности в походе может вызвать занудный дождь, когда все окружающее подергивается серой осенней пеленой и появление согревающего солнышка начинает казаться несбыточной мечтой, когда каждая задетая тобой ветка может окатить тебя водой, когда в лесу невозможно найти что-либо сухое, пригодное для костра. В таких случаях, если нет необходимости продолжать путь, можно подумать и о привале. Так я и сделал, выбрав местечко в группе сосен, где и решил переждать дождь.
Первое, что надо в таких случаях туристу, это укрытие, крыша над головой. Второе — согревающее тепло костра, у которого можно просушить одежду, обувь, ну и, конечно, приготовить горячую пищу. Как я уже упоминал, со мной всегда путешествует плотная полиэтиленовая накидка, которую я использую как накидку-шатер над гамаком при ночлегах и как навес над местом моего дневного привала в случае дождя. По углам пленочной накидки привязаны, небольшие колечки, что дает возможность натягивать ее и как навес, и привязывать под гамаком, чтобы не унесло ветром.
Расположение деревьев, где я остановился, было таково, что моя пленка-полог, растянутая за четыре угла, образовывала крышу, под которой оказались почти 4 квадратных метра земли, защищенной от дождя. Приготовление обеда — дело привычное, не требующее при некотором навыке большой траты времени и усилий.
Мое внимание привлекло странное явление. Капли дождя при полном безветрии падали не равномерно, а периодически, как будто кто-то пригоршнями бросал их на полиэтиленовую пленку моего дневного становища. И вот, когда такая очередная пригоршня пробарабанила по крыше, я увидел виновника этого озорства. То была скакавшая по ветвям сосны рыженькая белочка. Трудно сказать, что вынудило грациозного зверька покинуть сухое гнездышко, чтобы рискнуть промочить свою летнюю шубку. Может быть, ею руководило законное возмущение поведением человека, беспардонно расположившегося у подножия ее сосны. Может быть, что более вероятно, ее раздражал дымок, вьющийся из трубы моего самоварчика. Но, может быть, ею руководило простое любопытство, присущее этим акробатам наших лесов.
В сумке осталось несколько ржаных сухарей, и я решил поделиться с белочкой, чтобы этим сгладить вину за свое невольное вторжение в ее владение. Просверлил концом ножа дырку в сухаре, выбрался из-под полога и, потянувшись, насадил сухарь на подходящий сучок соседнего дерева. Самоварчик, выполнив свое дело, погас, и мне ничего не оставалось делать, как сидеть на стульчике и наблюдать за приманкой. Прошло что-то около получаса, белка не показывалась, и я решил, что ее интерес ко мне пропал и она ускакала отлеживаться в свое гнездышко. Но нет! Из-за ствола дерева, на котором была повешена приманка, показался пушистый хвостик, потом усатая мордочка с черными бусинками глаз. Белка спускалась по стволу почти вниз головой небольшими кругами. Достигнув места, на котором висел прельстивший ее сухарь, белка дернула его в одну сторону, потом в другую и, наконец, догадавшись, сняла его с сучка так, как это делает с высушенными грибами своего зимнего запаса. Позавтракать сухарем она помчалась на вершину сосны, и больше я ее не видел. Приходилось читать, что сейчас охотоведы обогощают оскудевшие живностью подмосковные леса, но я не слышал, чтобы в реестре выпускаемых зверюшек значился беличий народ. А надо бы! Уж очень эти зверюшки оживляют наши леса.
ПИСЬМО ВОСЬМОЕ
Рассвет я встретил на этом же месте в кругу оранжевых сосен, всегда солнечных, даже в пасмурные дни. Утро выдалось серое и сырое. Давно замечено, что после сильнейшей грозы можно скорее найти сухие сучья для растопки, чем после долгого, бисерного дождя, когда промозглая сырость пропитывает все и вся, забираясь в самые укромные уголки походного снаряжения.
После дня, проведенного в деревянных шлепанцах, обуть сапоги с плотно подмотанными портянками было истинным наслаждением. Из другой обуви я обычно беру ботинки с кожаным верхом и «тракторной» подошвой, что значительно удобнее брезентово- резиновых кед с быстро промокающим верхом и подошвой, вызывающей потливость ног.
Пообедав чем бог послал, а точнее тем, что было запасено в сумках, я решил покинуть гостеприимные сосны и двинуться дальше навстречу новым впечатлениям. Конверт номер восемь с надписью «Вскрыть среди ночи», очевидно, не содержал ничего приятного.
Весь путь был буквально усеян грибами. Вначале я собирал все, что попадалось, вплоть до сыроежек. Потом пришлось большую часть «вторсырья» выбросить и заменить грибами, которые могли бы украсить любой грибной натюрморт и витрины магазинов «Дары природы».
