уж как-нибудь сама».
Мужчина выглядел озабоченным. Он и не скрывал этого. Было видно, что ему не терпится поскорее вернуться к своим проблемам. Он словно боялся утратить решимость и не хотел отвлекаться на всякую ерунду.
– Ничего, ничего, все пройдет, – рассеянно сказал он.
Денис заметил, что мужчина говорил с Алисой как-то второпях, поспешно, как это делают врачи на обязательной диспансеризации. Он был настолько погружен в свои мысли, что вздрогнул, когда за его спиной неожиданно раздался шорох.
Мужчина резко обернулся; в резком повороте проявилась скрываемая до поры агрессия.
– Что это?
Папка, которую Денис положил на бетонный пол, медленно шевелилась.
Алиса улыбнулась.
– Собака. Просто несчастная собака. Можно сказать, собака нелегкой судьбы.
Мужчина усмехнулся и взял папку. Он развязал тесемки и выпустил испуганное существо наружу.
Собачонка тявкнула и тут же напустила лужу.
– Ого! – мужчина заглянул в рисунки. – Вы художница, да?
– Нет, я только учусь… – начала было Алиса.
Денис почти физически ощущал, как нервное напряжение (которое также могло послужить причиной внезапного приступа) постепенно отпускает Алису. Такое с ней бывало. Когда она нервничала, то сразу тянулась за ингалятором. Но, наверное, так же верно было и обратное: стоило Алисе немного расслабиться, забыть о существовании своей астмы, как та, обиженная, отступала.
– Домашнее задание, – продолжала Алиса. – В выходные рисовала на Арбате… Не очень хорошо, но… – она осеклась и посмотрела на Дениса. – Вспомнила, где я его видела.
– Кого? – Денис пытался смотреть на Алису, и не мог отвести глаза от высокого мужчины.
Его лицо менялось, словно он увидел нечто кошмарное. Странно. Денис заглянул в папку. Ватман, лежавший вторым, выглядел вполне невинно: типичная влюбленная парочка, оба улыбаются.
Денис даже вспомнил, когда Алиса нарисовала этот рисунок. Сам он бегал в «Макдоналдс»: себе – за чизбургером, Алисе – за филе-о-фиш. Еще он взял две кружки горячего кофе, а когда вернулся, Алиса похвасталась, что заработала двести рублей.
– Странные какие-то, – с обидой добавила она. – Деньги дали, а портрет забирать не захотели. Наверное, не понравился.
Именно портрет влюбленной парочки произвел на мужчину такое впечатление. Он будто окаменел. Но его большие красные руки тряслись так, что лист ватмана того и гляди грозил лопнуть.
– Да-да, – говорила Алиса. – Это его ты толкнул. Там, на станции. Как тесен мир! Точно. Это он.
– Это он, – словно эхо, отозвался мужчина.
Папка выпала у него из рук, и мокрые листы ватмана разлетелись, но пальцы продолжали сжимать тот самый рисунок.
Мужчина повернулся всем телом – как робот из «Звездных войн» – и, сказав что-то, пошел обратно.
– Что он сказал? Я не расслышала, – спросила Алиса.
Денис и сам не был уверен, что правильно понял слова мужчины. Но если он все-таки правильно его понял, то это было настолько ужасно, что он отказывался верить.
– Кажется… Кажется, что-то вроде… – он пожал плечами, – «Я убью его».
Гарин едва ли отдавал себе отчет в том, что делает. Все вокруг задрожало и поплыло, а блаженное ощущение твердой опоры под ногами исчезло без следа.
Он не замечал, что по-прежнему держит в руках ватман. Он смотрел куда-то между руками,
Размеренные шаги по бетону гулким эхом отдавались в ушах. Из глубин подсознания одна за другой всплывали различные картинки.
Лицо Ирины, когда они в последний раз (это было так давно, что он и не мог вспомнить, когда именно) занимались сексом.
– Ты все делаешь не так, – со злобой и брезгливостью говорит она.
Утро. Восемь утра. Начало девятого. Он ждет Ксюшу, и наконец она выходит из подъезда.
– Выслушивала подробные инструкции от маман. Сегодня она познакомит меня со своим сказочным принцем…
– Как я должна его называть? «Новым папой»?
Его ироничный ответ, сейчас казавшийся не лишенным некоторого смысла. Более того, почти пророческим.
– Если ничего не путаю, папа у тебя один – это я. Хотя… Надо уточнить у мамы. Она наверняка знает лучше.
«Она, сука, знает лучше! Она ЗНАЕТ!»
«Он ее трахал! Трахал!!! И она наверняка не кривила рот, наоборот, она кричала от удовольствия! Тварь!»
Еще одна картинка, яркая до боли. Момент удара. Все летит к чертям. Люди валятся друг на друга, а он думает только об одном: где Ксюша? Что с ней? Не задавят ли ее в этой свалке из человеческих тел?
– Что за плебейская привычка – пить растворимый кофе?
– Что за плебейская привычка? Что за блядская привычка – раздвигать ноги перед первым встречным?!
Ватман в его руках лопнул. Гарин судорожно шевелил пальцами, сминая обрывки бумаги. В правом кулаке он комкал лицо Ирины, а в левой –
Гарин и не заметил, как ускорил шаги.
Хвостовой вагон. Испуганное лицо толстяка. Дрожащий свет факела.
– Я – первый! – говорит мужчина со сломанной ногой, и Гарин уступает.
– Ты – первый?! Это мы сейчас посмотрим.
«Вот оно что! Он дважды назвал меня Гариным, а я почему-то не придал этому значения. Оказывается, он меня знает. Ну да, конечно, знает». Это было так нечестно… Так подло, что он едва не задохнулся от обиды.
Одно дело – открытая борьба, и совсем другое – удары, нанесенные исподтишка, со спины.
«Как они, наверное, смеялись надо мной. Смеялись, да? Ну ничего. Он первым прыгнул в тоннель, а я последним посмеюсь. Никто не против такого расклада?»
Незнакомец сидит рядом с Ксюшей.
– Похожа на маму? – спрашивает он.
– Я тоже похож на маму. Мы все похожи на маму, – режет Гарин.
– Ну-у-у в общем, да, – соглашается незнакомец. – И на папу тоже.
«На папу? Уж не хочешь ли ты сказать?…»
Гарин разжал руки. Комки смятого ватмана упали на бетонный пол. Он сплел