выметаться вон.
Неделю спустя я уже мчалась в аэропорт. Навстречу новым свершениям!
Как выглядит Ирка, я знала. Судя по фотографии, весьма привлекательно.
Я должна была встретить ее в Домодедово. Дождаться заказанного такси. И отвезти знакомиться с нашим рабочим местом.
Первое, что я увидела в зале прилета, был прислоненный к стене под табло рулон ковролина. Высотой в два человеческих роста. Возле него металась девица в теплой юбке до пят и куртке с опушкой. Следом, повторяя ее непредсказуемые маневры, громыхал чемодан на колесиках.
– Товарищи! – беспокойно вопила девица. – Где здесь выход в город?
Я пригляделась.
Те же густые темные волосы. Те же признаки хищницы в высоко задранных скулах. Тот же нос – прямой, с тонко прочерченными ноздрями.
Сомнений быть не могло.
– Гражданочка! – позвала я, приближаясь. – Ирина Батьковна! Следуйте, пожалуйста, за мной. Я вам сейчас все покажу.
– Оксанка! А я думала, ты уже не придешь!
Ирина так эмоционально встряхнула меня за плечи, что я даже опешила. Не слишком ли для первой-то встречи? Тем не менее я сочла нужным оправдаться:
– Я просто слегка проспала. Ночка, знаете ли, тяжелая выдалась.
Я не врала. Вчера папа пригласил к ужину веселого пьянчужку Астаха, жившего по соседству. На предмет высказанного тем пожелания завещать нам свою однокомнатную квартиру. Повод нешуточный! И хотя подобное великодушие имело все шансы улетучиться после первого же похмелья, мы всей семьей были вынуждены слушать разнузданное астаховское пение до трех утра. В итоге призовое место взял шлягер «Эх, хвост-чешуя, не поймал я ничего».
Ирку мой ответ уже не интересовал.
– Смотри, какое я суперское ковровое покрытие привезла для нашего офиса!
Она подлетела к рулону и начала отгибать краешек, чтобы продемонстрировать мне.
– Смотри, какая красота! Будет у нас синенький коврик! Попробуй, какой мяконький!
Ирка схватила мою руку, вынуждая приобщиться ко всеобщему ликованию.
– Да-да, прекрасно, – меня охватил ужас. – Это нам что, волочь эту дуру?
– Ага!
Иркины глаза сияли.
– Ир, а ты, вообще, нормальный человек? Из Тюмени ковер припереть?
В ответ она разразилась громким смехом. Да таким заразительным, что мне мой вопрос тоже вдруг показался забавным. К тому же, что уж греха таить, офисный интерьер давно требовал доработки. Еще при Валюхе велись разговоры о том, чтобы что-нибудь в нем изменить. Да все как-то руки не доходили. А если честно, не было лишних средств.
Теперь же я почти с наслаждением представила, как исчезают из поля зрения чудовищные узоры линолеума. И воспряла духом.
– Ну пошли, что ли? Такси, наверное, с минуты на минуту подъедет.
Мы взялись за рулон с двух концов. «Тюменский сувенир» оказался просто неподъемным. Пытаясь отодрать его от земли, я просипела:
– Весело… Подняли бревнышко!
Ирка прохрипела в ответ:
– Бросай! Я за грузчиком, – и заорала куда-то в толпу: – Носильник!
– Ир-ра! – с выпученными глазами я оббежала ковер. – Что ты несешь? Какой носильник? Вон стоят тачки для перевоза тяжестей. Подходишь. Опускаешь в специальное отверстие монетку достоинством в пять рублей. И все! Никаких проблем!
– Да? – Ирка снова расхохоталась.
Казалось, этому человеку неведомо чувство уныния. А только умение радоваться и распространять эту радость на окружающих. Нет, я не сказала бы о ней, что это добрейшей души человек. Скорее – человек, жадный до жизни в любых ее проявлениях.
С грехом пополам под сдержанный мат водителя мы погрузили ковер в такси. Если бы не Ирка, никуда бы нас, конечно, не повезли. Ни за какие деньги. Но дар убеждения – великая вещь, а Иркин дар убеждения оказался вдвойне велик. Я не могла этого не отметить.
Ехали мы так. Водитель – на своем обычном месте. Немного прижатый к левому боку, но все-таки на своем. На сиденье рядом сидела Ирка. Тоже слегка смещенная, но уже вправо. Я, скрюченная буквой «зю», ютилась сзади. Обдуваемая лютым ноябрьским ветром через открытый багажник.
Разговаривать с ковровым покрытием во рту было неудобно, поэтому я всю дорогу молчала. Зато Ирку было не заткнуть. Она то и дело оборачивалась, обращаясь к моему высунутому из-под рулона носу:
– Ты даже не представляешь, Оксанка, как у нас здорово все получится! У меня в Тюмени есть такой классный режиссер по фамилии Зиськин! Он такие обалденные ролики снимает! Я тебе везу демоверсию. Посмотришь! Там еще его конкурсные работы. И презентационные фильмы. Это – просто фантастика!
На смену великому Зиськину пришел не менее выдающийся Вася Дождь. Звукооператор, выстреливший циклом передач по тюменскому радио. Потом талантливый полиграфист Жора Бывалый. Еще какие-то люди, чьи имена мне запомнить не удалось. Но впечатление сложилось, будто Ирка строит бизнес на отношениях с уголовниками.
Когда из ее уст зазвучали слова вроде «транскрибирование» и «фоносемантика», я окончательно сползла вниз. У меня пошел перегруз. Я так и чувствовала, как где-то внутри моего мозга тревожно замигала красная лампочка. Я перестала пропускать через себя ход Иркиных рассуждений. Ее голос сделался чем-то вроде шума горной реки. Накатывал – отпускал. Накатывал – отпускал.
В один из таких наплывов мое ухо неожиданно уловило:
– …Потенциальный клиент должен думать, что мы – стабильная московская фирма. Поэтому прежде всего у нас должен быть шикарный офис…
Оказавшись в стенах вышеозначенного помещения, Ирка первые минут пять не могла выдавить из себя ни слова. Потом обернулась ко мне и спросила:
– Мы дверью не ошиблись?
– У нас есть ковер, – напомнила я.
– Да уж! Только здесь одним ковром не отделаться.
Ирка со вздохом опустилась на пустующее место Гарика.
У меня защемило сердце.
Каким же здесь все было чужим без него! Да и без Валюхи тоже. Ленка-то, бог с ней! Мы с Ленкой всегда были жителями разных планет. А вот по ребятам я еще буду скучать очень долго.
Но я ошиблась. С Иркой скучать было некогда. Ровно через пятнадцать секунд она снова была на коне. С линейкой в руках Ирка принялась вымерять площадь нашей каморки, попутно заглядывая во все имеющиеся ниши.
– Так. Что у нас здесь?.. Что за хлам?.. На помойку!.. Это что? Какие-то чертежи… Выбросить!
Я боялась только, чтобы в пылу реорганизации она не начала сжигать мусор на месте.
Наведение в офисе марафета затянулось до позднего вечера. Потом мы еще обсуждали
