Даже морщился. На лбу у него были капли.
— Двадцать пять метров — это уже не шутки! — сказал Марлен.
Он догадался, о чём я думаю.
Через неделю придёт из Азовского моря танкерок. В цистерне он привезёт для вольера рыб: осетров, кефалей, камбал. Обещают достать и катранов. На дне смонтируют и пустят буровую вышку.
НАЧНЁТСЯ САМАЯ ГЛАВНАЯ РАБОТА.
А я уеду. О том, что пора уезжать, я думаю каждый день.
Только я собрался ехать, как пришло штормовое предупреждение.
— В течение ближайших часов ожидается юго-западный ветер до десяти баллов. Дождь. Я не могу отпустить вас на мотоцикле. Вас смоет, — сказал Павлов.
— Ладно, — сказал я. — А как же ребята там, в доме? Конечно, я останусь — вдруг понадобится помощь. Все-таки лишняя пара рук. А не поднять ли дом?
Павлов задумался. Потом он поскрёб подбородок и сказал:
— Попробуем оставить… Всё-таки двадцать пять метров.
На всякий случай он пригласил в палатку Марлена и ещё несколько человек.
Все выслушали его и тоже сказали:
— Оставить!
Небо на юге начало темнеть. Над морем появились низкие, рваные облака. Они неслись над самой водой и светились розовым светом.
Горы притихли. Дышать стало трудно.
— Надо всё закрепить по-штормовому, — сказал Павлов. — Лодки вытащить на берег. Передайте буксирам: перейти под защиту скал.
Вершины гор озарились первой вспышкой молнии. Сухой треск прокатился над бухтой. Море почернело. Над палатками тонко запел ветер.
Около Сашиной загородки суетились водолазы. Ими командовала женщина. Сашу вытащили на берег, положили в ящик с водой. Шесть парней поволокли ящик в глубь берега.
— Осторожнее, осторожнее! — говорила женщина. Она шла следом. Саша послушно пыхтел.
БУДЕТ ШТОРМ!
Ветер усилился. Волны, до сих пор беспорядочно плясавшие у входа в бухту, выстроились рядами. Они шли теперь, как солдаты на приступ, вал за валом. Белые одиночные шапки пены слились в длинные гребни. Плеск воды превратился в угрожающий гул. По брезентовому пологу палатки застучали первые капли дождя.
Мы сидели на командном пункте и смотрели, как на экране телевизора неторопливо перемещаются силуэты наших товарищей.
— Надо им сказать, — пробормотал Павлов.
Он взял телефонную трубку, нажал кнопку вызова и, когда человек на экране тоже поднёс к уху трубку, сказал:
— У нас ветер южный, семь баллов. Ожидаем дальнейшего ухудшения погоды. Как себя чувствуете?
Силуэт на экране закивал головой и громко, через динамик, ответил:
— У нас всё в порядке.
Павлов кивнул.
— Будьте внимательнее!
Палатку рвануло. Дождь зашумел ровно и сильно. Через минуту он хлестал, как из пожарного рукава.
Грохот волн на берегу превратился в сплошной рёв.
Стемнело.
— Надо пойти посмотреть, как лагерь, — сказал Павлов.
— Я с вами.
Мы закутались в плащи и вышли из палатки в темноту.
Ветер подхватил нас. Потоки воды били по лицу, мелкие холодные струи бежали за воротник.
Прикрывая глаза рукой, я посмотрел, где Павлов. Его чёрная фигура маячила впереди. Павлов размахивал руками и что-то кричал.
Увязая в песке, я направился к нему.
Впереди метались и шумели люди: опрокинуло палатку. Трое парней собирали и прятали под упавший брезент вещи, заново крепили углы. Верёвки в их руках извивались, как змеи.
Мы вышли на берег. Море слабо светилось. Было видно, как возникают в темноте волны. Они появлялись, росли и опрокидывались, заливая пляж сияющими потоками.
Под ногами шевелился песок, перемешанный с водой. Он двигался, тёк.
В разрыве между тучами показалась луна. Призрачный зелёный свет упал на скалы. Позади нас гудели и надувались парусами палатки. Пробиваясь сквозь рёв ветра, откуда-то из-за палаток доносился неясный шум.
— Бежим туда! — крикнул Павлов.
Спотыкаясь и увязая в мокром песке, мы выбежали из городка. Огибая наш лагерь, к морю стремился поток. Неизвестно откуда взявшаяся река рвалась к бухте. С водой мчались ветки, охапки травы, стволы деревьев.
Край берега, на котором я стоял, зашатался. Я отпрыгнул. Подмытый водой берег обрушился, распался на куски и исчез, унесённый течением.
— Может смыть лагерь! — крикнул мне в ухо Павлов.
Мы побрели назад.
Откинув полог, протиснулись внутрь первой палатки.
Голубой экран на пульте управления не горел.
Люди, тесным кружком стоявшие около него, молчали.
— Нет связи с домом, — сказал дежурный. — Оборвало все кабели!
В эту ночь в лагере никто не спал. Мы сидели на командном пункте и ждали.
Ждали рассвета. Ждали, когда утихнет шторм.
В голову лезли нехорошие мысли. Дом может дёрнуть или наклонить. От этого выйдут из строя электрические батареи, и люди будут сидеть в кромешной тьме.
От удара может дать трещину корпус, часть воздуха выйдет, и люди окажутся в тесном воздушном пузыре, под самой крышей…
К утру ветер переменился и сбил волну. Ливень прекратился. В воздухе повисла мелкая морось.
Мы вышли из палатки. Поток, бушевавший за лагерем ночью, иссяк. Угасли белые гребни в бухте. Тяжёлая, идущая против ветра зыбь лениво катила на берег ровные жёлтые валы. От глины и песка, принесённых с гор, вода в бухте стала непрозрачной.
Буёк с флажком, который стоял над домом, исчез.
— Если бы их сорвало с якоря, дом был бы уже на берегу, — сказал Немцев.
— Не каркай!
Павлов сказал это и стал раздеваться. Он натянул на себя гидрокостюм и нацепил баллоны.
— Я тоже, — сказал Игнатьев.
