себя руководство обороной города
Именно в эти критические дни в Софийском соборе, главном храме империи, патриарх Фотий произнес свою первую проповедь, которая так и называлась: «На нашествие россов». «Что это? Что за удар и гнев столь тяжелый и поразительный? Откуда нашла на нас эта северная и страшная гроза? - вопрошал Фотий.- Какие сгущенные облака страстей и каких судеб мощные столкновения воспламенили против нас эту невыносимую молнию?.. Где теперь император христолюбивый? Где воинство? Где оружие, машины, военные советы и припасы? Не других ли варваров нашествие удалило их и привлекло к себе все это?.. Народ вышел от страны северной, устремляясь как бы на другой Иерусалим» и племена поднялись от краев земли, держа лук и копье,- говорил Фотий удрученным мирянам,- они жестоки и немилосердны; голос их шумит как море; мы услышали весть о них или, лучше, увидели грозный вид их, и руки у нас опустились… Неожиданное нашествие варваров не дало времени молве возвестить о нем, дабы можно было придумать что-нибудь для безопасности. Не выходите в поле и не ходите по дороге, ибо меч со всех сторон».
Константинополь молился. Огромный город, погрязший в дни правления Михаила Ш в разврате, кутежах, безудержном веселье, на что с таким укором во время этой проповеди указал Фотий, вдруг затих, оцепенел.
А осада продолжалась. Уже несколько дней прошло с тех пор, как руссы обложили город; они разграбили близлежащие монастыри и селения, добрались до острова Теревинфа в Мраморном море, где томился в ссылке в одном из здешних монастырей бывший патриарх Игнатий. Двадцать два его служителя пали под русскими мечами.
Бросив свое войско в Малой Азии на Черной речке, император Михаил III с большим трудом пробрался в осажденный город и возглавил совместно с патриархом Фотием его оборону.
Первую свою ночь в осажденном городе, как сообщает греческий писатель хартофилакс1 Софийского собора Георгий, император провел в молениях. Переодевшись в одежду простолюдина, он отправился в храм Богоматери во Влахерне, районе Константинополя, и распростерся ниц на каменных плитах храма. Всю ночь продолжалась молитва. Не случайно император появился именно в этой церкви. Богоматерь во Влахерне почиталась как заступница Византии от внешних врагов; к ее «чудодейственной» помощи греки прибегали в наиболее отчаянные дни иноземных нашествий. Она «спасала» их от нападений аваров, арабов и вот теперь должна была спасти от руссов.
День и ночь шли моления во Влахериском храме, по богоматерь не помогала.
Опасность нарастала с каждым часом. В своей второй проповеди, произнесенной сразу же после ухода руссов в том же Софийском соборе, патриарх Фотий вспоминал: «Город… едва не был поднят на копье». В этих условиях духовные иерархи решили спасать церковные ценности п святыни и, в частности, так называемую ризу богоматери, которая хранилась в раке Вла-хернского храма. Весь золотой и серебряный наряд раки рассекли топорами и секирами и перенесли в центр города, за вторую линию стен. После ночной молитвы при огромном стечении народа ризу вынули из вскрытой раки, развернули и показали собравшимся. Люди падали ниц с возгласами; «Господи, помилуй!» Затем ризу перенесли в храм святой Софии, а моления продолжались. «Ясно покажи,- взывали греки к богоматери,- что град укрепляется твоею, силою; сколько душ и градов взято уже варварами,- воззови их и выкупи,-даруй же и мир крепкий жителям града твоего»,
Это тяжкое положение Константинополя нашло отражение и в «Повести временных лет». Ее автор записал: «Цесарь же едва въ градъ вниде, и спатреярхомъ съ Фотьемъ къ сущей церкви святей богородице Влахерне всю нощь молитву створиша, та же божественуюсвяты богороднця ризу с песними изнесъше в мори скут (полу) омочивше»,
В самый критический момент, как об этом повествуют византийские источники, свершилось чудо. 25 июня, т. е. ровно через неделю после начала осады, руссы внезапно стали отходить от города. Вскоре они были уже около своих судов. И вот пораженные греки увидели, какгрозные враги отплывают восвояси.
Ликование в Константинополе было полное. Сразу после отхода русской рати патриарх Фотий выступил перед паствой в том же Софийском соборе со второй проповедью, которая, как и первая, была посвящена русскому нашествию. «Нечаянно было нашествие врагов,- говорил Фотий,- неожиданно свершилось и удаление их». А далее константинопольский патриарх предложил как своим современникам, так и последующим поколениям исключительно религиозную интерпретацию событий; руссы принялись снимать осаду города, как только ризу обнесли вокруг городских стен.
Так родилась версия о возмездии, которое понесли руссы, о проявленном-всесилии христианской религии. Но мы об этой версии сегодня можем говорить лишь с улыбкой.
Так что же действительно произошло под стенами Константинополя? Почему русская рать удалилась столь быстро и организованно, не встретив какого-либо сопротивления?
Ответ на эти вопросы мы найдем все в тех же греческих источниках, которые, упирая на религиозное объяснение событий, тем не менее не могут скрыть истинный смысл происходившего. Обращает на себя вннмание упоминание в проповеди Фотия о неожиданном отступлении руссов. Имеются сведения и об определенном
конечном успехе руссов. Так, тот же Фотнй говорил следующее; «Народ непменитый, народ несчитаемый ни за что, народ, поставляемый наравне с рабами1, неизвестный, но получивший имя со времени похода против нас, незначительный, но получивший значение, уничиженный и бедный, но достигший блистательной высоты и несметного богатства - о, какое бедствие, ниспосланное нам от бога!» В одном из писем римского папы Николая I к византийскому императору Михаилу III говорится о том, что враги ушли неотомщенными. Венецианский хронист XI века Иоанн Дьякон сообщил, что нападавшие вернулись на родину с триумфом.
Теперь сопоставим эти сведения друг с другом. С одной стороны, мы видим версию о;:чуде;», которое якобы уже в который раз сотворила богоматерь, а с другой - известие о том, что руссы ушли, торжествуя победу, неотомщенными, захватившими огромные богатства. Так в чем же все-таки причина отхода победителен от стен византийской столицы?
Ключ к разгадке тайны, сокрытой византийскими церковными и политическими «пропагандистами», заключается в тех же свидетельствах очевидцев. Тот же Фотий, например, говорил, что город не взят по милости руссов. В источнике того времени - «Слове на положении ризы богоматери во Влахерцах» - упоминается, что «начальник стольких тех народов для утверждения мирных договоров лично желал его (императора) увидеть». Интересно подчеркнуть, что о самом мире автор «Слова» говорит как о деле уже состоявшемся.
Наконец, вспомним, что Фотий отметил уход руссов от стен Константинополя с огромным богатством. Во второй проповеди он также заявил, что благодаря нападению на Византию руссы достигли «блистательной высоты и несметного богатства», т. е. константинопольский патриарх по существу коснулся вопроса о материальных результатах русского похода, который мог, согласно тогдашним обычаям, сложиться как из захваченных товаров, церковных ценностей, личного имущества греков, так н из огромного выкупа, военной контрибуции, которую греки, как правило, платили врагам за прекращение военных действий и уход от города.
Не можем мы не упомянуть и о предмете молений греков во Влахернском храме: они просили небо о мире. Все это приводит к мысли о том, что прекращение военных действий, уход руссов восвояси объяснялся отнюдь не вмешательством божественных сил, как на этом настаивали церковники, а вполне земными, прозаическими вещами. Как они нередко делали в случае тяжких военных невзгод, особенно неожиданных выходов «варварских» армий вглубь византийской территории, греки предложили врагу мирные переговоры и выкуп. И то и другое было вполне почетно, а выкуп, состоявший из золота, серебра, драгоценных камней, дорогих тканей, был той вожделенной целью, ради которой нередко предпринимались дальние и рискованные «варварские» рейды.
Такие переговоры, прекращавшие военные действия и восстанавливавшие статус-кво*, давно уже стали прочной дипломатической традицией. Неоднократно прибегали к ней и византийцы во время войн с персами, арабами, болгарами, аварами, хазарами и другими
