новенькие моторные лодки. А на левом фланге отряда стоят в парадных костюмах Уолт Бэйкер и Джим Смэлс. Уолт самодовольно улыбается и шипит:
— Больше я не буду стоять рядом с тобой, обезьяна ты этакая.
Джим не обращает на него внимания. Сегодня есть дела поважней. Он стоит смущенный и ждет своего имени. Вот получает нашивку скаута второго класса Лесли Шаргин, знак «Орла» — Дональд Смерлинг, одного за другим вызывают к столу скаутов. Нет, недаром они потрудились этот год: новые значки, нашивки, повышения.
— Уолт Бэйкер!
Уолт молодцевато подходит к столу, произносит клятву, отвечает на вопросы, получает нашивку младшего скаута.
Джим напрягается.
Сейчас его очередь.
Но что это?
Лицо скаутмастера скучнеет, улыбка исчезает. Он смотрит куда-то в угол.
— На этом мы заканчиваем торжественную часть. Остальные кандидатуры мы рассмотрим на следующем «Сборе чести». А сейчас, господа, скауты покажут вам свое умение.
«Остальные» — это же он, Джим Смэлс! Как же так? Он пробирается сквозь толпу радостных родственников и друзей к столу, обращается к скаутмастеру, смотрит в его застывшее бульдожье лицо, ждет ответа, толстые губы его дрожат, руки растерянно теребят край новенького пиджака.
— Я не понимаю, собственно, что за претензии, Смэлс. Так решил отряд. Как нам известно, вы там, в лесу, затеяли какую-то драку, сейчас вы требуете разъяснений. Это не в духе нашего движения.
Джим еще стоит, хочет что-то понять, но его кто-то сзади обнимает за плечи.
Отец. Он что-то резко говорит скаутмастеру. Тот краснеет от злости. Потом Смэлсы уходят. Дома отец говорит Джиму:
— Отнеси обратно это тряпье. — Он показывает на новенький скаутский костюм. — Хватит с этим…
Через два дня в городе состоялась первая после выборов демонстрация, организованная Обществом борьбы за права негров. Над головами демонстрантов колыхались транспаранты и лозунги: «К ответу политиканов — Смэби, Бэйкера и компанию!» И впервые среди демонстрантов шел Джим.
Крысы
Все началось с того, что Питер в этот день случайно попал на вокзал. Обычно респектабельное здание «Вест-банхофа» мало привлекало его внимание. Богатые иностранные туристы, дельцы из Линца и Зальцбурга, скупые осторожные крестьяне из Нижней Австрии — они не очень-то жаловали этого маленького жителя Вены в потертой старой курточке, в заплатанных брюках, взъерошенного, веснушчатого. Они не доверяли ему свой багаж. Да и с какой стати? Он не носильщик, не шофер такси. Просто уличный шалопай.
Местный полицейский показывал ему увесистый кулак: «А ну, убирайся прочь, много вас тут, работников!»
Но сегодня, против обыкновения, никто не обратил на него внимания. Среди встречающих не было, как обычно, пожилых матрон, которые ненавидели его лютой ненавистью, и секретарей, поджидающих своих хозяев. Откуда-то появилось много молодых людей с маленькими разноцветными флажками, радостных, смеющихся. Два полицейских озабоченно прохаживались взад и вперед, даже не повернув головы в его сторону, и Питер все-таки успел проскользнуть на перрон.
Он походил немного туда-сюда, потом подумал, почесал кончик веснушчатого носа и ловко прицепился к проезжающей мимо тележке с большими деревянными ящиками. Он доехал до конца перрона. Потом медленно пошел назад. Не успел он дойти до середины, как показался второй утренний поезд. Питер поплевал на руки, пригладил мокрыми ладонями желтые вихры, еще раз для уверенности потер веснушки на носу и, придав себе вид совсем пай-мальчика, двинулся к вагонам. Сейчас появятся трости, серые с иголочки костюмы, желтые, пахнущие зажиточностью чемоданы. Но, к удивлению Питера, выходили совсем другие люди: ярко одетые юноши и девушки в широкополых шляпах, в куртках с яркими металлическими пуговицами, в которых отражались тысячи солнц, с гитарами через плечо. Когда Питер обратился к одному из странных молодых людей и показал на большую спортивную сумку, которую тот держал в руке: «Разрешите, я помогу вам», в ответ он услышал: «Да здравствует первый житель Вены! Друзья, песню в честь первого жителя Вены!» И они, окружив его и почти закрыв широкополыми шляпами, запели, наигрывая на гитарах и приплясывая.
— Знаешь, кто мы? — обратился молодой человек басом к Питеру.
— Нет, — сказал Питер.
— Мы добрые духи. Мы приносим счастье и радость везде, где появляемся. Веришь?
— Нет.
— Молодец. Ну, тогда поехали с нами.
Питер осмотрительно поинтересовался:
— А куда?
— Куда-куда… Мы еще незнаем куда. В твою Вену. Сейчас скажут.
— Аргентинская делегация едет на Таборштрассе. Там вас ждет представитель фестивального комитета.
— Вот! Значит, на Таборштрассе. Где это?
— Это недалеко, — сказал Питер, — минут пятнадцать на автобусе.
А уже через час Питер знал досконально все о фестивале молодежи и студентов в Вене. Сколько дней он продлится и где будут происходить фестивальные встречи, делегации каких стран уже прибыли в Вену, а какие ожидаются завтра к открытию фестиваля. Весь день провел Питер с новыми друзьями. Он узнал, что высокий веселый русский будет распределять билеты на фестивальные конкурсы и выступления и что зовут его Володя, а маленький крепыш Вальян из Франции заботится о размещении делегатов в венских гостиницах и у него «пропасть дел».
На следующий день утром Питер почистил курточку, выгладил брюки и смочил водой волосы. Посмотрел в зеркало — кажется, неплохо. Потом он сказал сестре:
— Клара, я пошел на открытие фестиваля.
С тех пор как отец уехал на заработки в ФРГ, Питер, несмотря на свои двенадцать лет, чувствовал себя главой семьи. Шутка ли, единственный мужчина в доме. И пусть Клара работала — это не имело ровно никакого значения.
— Какого фестиваля, Питер? — спросила сестра.
Питер возмущенно дернул себя за нос: и ничего-то не знают на этой Бауэрштрассе. Провинция.
— Фестиваль молодежи и студентов. Приду вечером расскажу все подробно.
В этот день Питер узнал многое. Он понял, что такое дружба миллионов людей Земли, что значит ненависть к войне и угнетению. Он видел молодых африканцев и чехов, русских и
