Батя крепко обнял меня и сказал:
- Горжусь тобой, сын. Все правильно сделал, придраться не к чему.
- Благодарю отец, но без твоей помощи, у меня ничего не получилось бы.
- Чепуха. Дурню ничто не поможет, а ты у меня молодец, - на миг он прервался, посмотрел в мои глаза, затем присел на широкую лавку у окна и добавил: - Честно говоря, не хотел я, чтобы ты химородником становился, но видно, что все во благо нашего народа вершится, и тут Лоскут прав.
- А чего так?
- Некоторые люди, становясь ведунами, бывало, так менялись, что их и не узнать было. Появлялась непонятная заносчивость, и они считали себя выше всех людей, кто вокруг них находился. Слава Богу, что ты не таков. Изменения имеются, но все в лучшую сторону. Значит, мне это зачтется, хорошо тебя воспитал.
- Это получается, что ты меня опасался, и потому со мной общаться не желал?
- Да. Надо было к тебе присмотреться.
- Родному сыну не доверился.
В моем голосе, сама по себе, проскочила легкая обида, а Кондрат, слегка поморщившись, сказал:
- Когда с химородником дело имеешь, даже с таким молодым как ты, осторожность необходима всегда. Тем более что ты моя родная кровь и наследник, и это могло сильно отвести глаза.
- Кстати, насчет наследника. Лоскут говорил, что ты меня своим преемником видишь. Это правда?
- Правда. Наше общество не имеет царей, и это благо. Но чтобы выжить, казакам нужна крепкая власть. Последние великие атаманы Черкашенин и Татаринов оставили после себя большую славу, но не достойного наследника и продолжателя своих дел и, в конце концов, нас под себя Москва подмяла. Я этого допустить не могу, и потому на тебя надеюсь.
- Ты прав отец, и поэтому я постараюсь выдержать все испытания, вернуться в Черкасск и снова встать с тобой рядом.
Под окном всхрапнули лошади. Ваня Черкес готов, а значит и мне пора. Кондрат это тоже понял, встал с лавки, снова меня обнял и прошептал:
- Удачи тебе Никифор и разумения. Помни, персы и горцы коварны, и потому никому не верь. Ступай.
Напутствие отца я запомнил крепко. Развернулся, покинул дом Лоскута и с крыльца запрыгнул на жеребца. Повод одной из лошадей намотал на луку седла и, взмахнув рукой, выкрикнул:
- Гайда!
Мы выметнулись со двора и по почти опустевшим улочкам донской столицы помчались на выезд. Десять минут и снова мы в чистом поле.
Вечереет, и из ворот выезжают возы и телеги. Это торговцы, везущие провиант и выпивку для гулебщиков. Я увидел знакомого лавочника, который тоже решил подзаработать, пожилого и покалеченного в боях казака Епифана Сурова, и придержал своего коня.
- Здравствуй дядька Епифан, - окликнул я Сурова.
- А-а-а, Никифор, - он тоже узнал меня и подстегнул запряженную в телегу гнедую кобылку. - В поход собрался?
- Собрался. А ты, смотрю, поторговать решил?
- Ага, - согласился он.
- Чего везешь?
- Горилку и вино, два бочонка по сорок литров, окорока копченые, рыбу, хлеб и овощи.
- Сколько за все получить хочешь?
Казачина почесал затылок, хитро прищурил правый глаз, произвел подсчет и выдал итог:
- Четыре рубля.
- Плачу два с полтиной и забираю все сразу.
- Идет!
- Иван, - повернулся я к односуму, - проводи дядьку Епифана к нашей стоянке.
- Сделаю.
Товарищ согласно мотнул головой, а я, ударив Будина стременами по бокам, гикнул, и помчал в степь. Все, я вырвался на волю, и впереди настоящая жизнь. Походы, оружие, боевое братство, добыча и война с теми, кого наше общество считает врагами.
Астрабадский залив. 01-02.09.1709.
Гладкая и пока еще спокойная синева Хвалынского моря. Над головой летают жадные и вечно голодные чайки, а на душе благостно и очень мирно. Сентябрь месяц в южной части Каспия, в Астрабадском заливе, который иногда еще называют Горганским или Гирканским, обычно проходит без штормов. И пользуясь этим, наша эскадра, два судна атамана Нечоса, пять судов волжского гультяя и бунтаря Гаврюши Старченки, присоединившегося к нам в Царицыне, и моя расшива, идет в гости к персам.
- Хей! Никифор! Подходи ближе!
Сильный голос Харько Нечоса, который стоит на носу своего судна, разносится над водной ширью и, повернувшись к Василию Борисову, который стоит рядом, я отдаю команду:
- Сближаемся!
А Нечос в это время поворачивается в другую сторону и кричит уже туда:
- Хей! Гаврюша! Подходи ближе!
Мощное рулевое весло на корме моей расшивы поворачивается. Парус немного приспускается, и я вижу, что действия матросов, как всегда слажены, а команды Борисова выполняется без всякого промедления. Наша расшива с двумя мелкокалиберными пушками, на которую вся моя ватага погрузилась в Царицыне, плавсредство, может быть, и неказистое, но функциональное. Она способна выдержать плавание по Каспию, и даже небольшой шторм перебедовать. Сам корпус по длине пятьдесят два метра и сделан из пиленой сосновой доски, ширина десять метров, высота борта три с половиной, а мачта, это надо видеть, двадцать семь метров, и сделана из шести стволов. Сколько на нее смотрю, все время немного пугаюсь того, что когда-нибудь, под напором ветра, она сломается. Но пока все хорошо, тридцатиметровый парус из высокопрочного брезента не рвется, а сама мачта, хоть и потрескивает, однако держится. Сразу видно, что эту расшиву настоящие мастера строили, у которых получилось отличное судно, грузоподъемностью четыреста семьдесят тонн, при нормальном среднем ветре выдающее скорость двести десять километров в сутки.
Четырнадцатый день наша флотилия в море. Мы покинули Астрахань одновременно с основным астрахано-казачьим войском, которое пошло вдоль западного берега, имея своей конечной целью разграбить порт Астара и совершить поход к личному султанскому домену богатому городу Ардебиль. А у вольных ватаг гулебщиков дорога своя, кто куда желает, тот туда и направляется. Например, атаманы Белый и Порох, они ушли на Терек, где вместе с терцами налетят на владения Кубинского хана, верного персидского данника. Или атаманы Козлов, Ярцев и Петров, желающие высадиться в районе Анзали и ограбить этот город. Наша задумка иная, мы самые наглые и для нападения выбрали главный порт Астрабадской провинции, который называется Гяз. Думаем, там найдется, что взять. Ведь как ни посмотри, а пока персы живут богаче русских, и хотя золотая эпоха кызылбашских правителей Сефевидов уже близка к закату, драгоценных металлов, фаянса, шелка, ковров, риса и сахара
