промыслы — охота, рыболовство и сбор лесных орехов — сопровождают хозяйство коломенского ремесленника с XII по XV вв. включительно», — писал Н. П. Милонов. Понятно, что в более мелких городах связь с земледелием еще больше. Сошлемся на данные относительно Радонежа: «Существование и большое развитие ремесленного производства в Радонеже XIV–XV вв. доказывает преобладание находок ремесленных изделий в большей части жилищ и малое количество орудий и предметов сельского хозяйства, а также наличие соответствующих материалов и сырья для местного ремесла. Ремесло это в Радонеже в XIV– XV вв. все же составляло только дополнение к сельскому хозяйству и (как мелкое производство) было связано со сбытом изделий на мелкий и узкий рынок (посуда, игрушки)».
Упоминания о скотоводстве в городах имеются и в письменных источниках. В «Нижегородском летописце» в рассказе об обвале (оползне) горы над Нижегородским посадом 1392 г. говорится, что «засыпало в слободе сто пятьдесят дворов и с людьми и со всякою скотиною». В рассказе летописи о нападении татар на Владимир в 1411 г. говорится о том, что «они же окаяннии первое за Клязмою стадо градское взяша». Указание на наличие скота у городских жителей Твери мы видим в рассказе летописи об осаде города войсками Димитрия Ивановича в 1375 г., когда «во граде Твери бяше тогда скорбь немала, такова же не бывала в мимошедшая лета: бысть мор на люди на скот».
А А. Мансуров, обобщая свои наблюдения над археологическим материалом Старой Рязани дотатарского периода, пришел к выводу о том, что земледелие являлось всеобщим занятием городских жителей (имеются в виду ремесленники), и отмечал: «…массу же населения составляли мелкие ремесленники, очевидно, не порвавшие связи с земледелием. Черты натурального хозяйства прослежены по ряду признаков и, в частности, по недостаточно еще дифференцированным ремеслам. В одном хозяйстве мы часто наблюдали по нескольку производств».
Зто — данные первой половины XIII в., но нет оснований полагать, что по крайней мере в первый период после татарского нашествия произошли изменения в сторону ликвидации земледелия и скотоводства в городе. Описывая Кашин XIV–XV вв. на основании археологических исследований, Э. А. Рикман пишет: «Кашинские посадские люди не порвали связи с сельским хозяйством. Огороды, а на окраинах поля, представляли характерную черту городского ландшафта». Раскопки в Суздале дали ряд остатков сельскохозяйственных орудий в городе — серпы, косы и проч., которые вряд ли можно рассматривать только как изделия для сбыта в сельскую округу.
В непосредственной связи с этим находится вопрос о распространении наемного труда среди ремесленников в городах. У нас имеются лишь отрывочные данные о существовании найма ремесленников в городах. Так, в 1482 г. «владыка Ростовский Вассиан дал сто рублев мастером иконником Дионисию да попу Тимофею, да Ярцу, да Коне писати Деисусы в новую церковь святую богородицу; иже и написаша чудно велми, и с праздники и с пророки». Текст не оставляет сомнений: мастера были наняты. Сооружение храмов всегда было сопряжено с большими затратами, и эти последние шли, вероятно, не только на закупку материалов, но и на наем мастеров. Так было и в Ростове, когда епископ Григорий «не пощадев именья своего» для восстановления разрушенного в 1408 г. соборного храма, так было и во всех иных случаях. В 1345 г. иконописцы во главе с Гойтаном «подписаша в монастыре церковь святого Спаса велением и казною великой княгини Анастасии Семеновны Ивановича», — т. е. на средства ее; в 1346 г. мастер Бориско слил в Москве пять колоколов, а летописец упоминает по этому случаю имена Семена Ивановича и братьев его Ивана и Андрея, следовательно, отливка колоколов осуществлялась на их средства, и, вероятно, у Бориса были нанятые рабочие-ремесленники, помогавшие ему в работе. Можно привести много других сообщений о строительстве храмов, когда в качестве строителей упоминаются князья, митрополиты и другие феодалы, иногда гости, — речь идет о финансировании строительства, в том числе и о найме мастеров.
Однако феодалы практиковали не только наем, но и покупку холопов-строителей. Когда начали создавать Успенский собор в Москве, то «сотвори же митрополит тягиню велику, со всех попов и монастырей собирати серебро на церковное здание силно, якоже собра много серебра, нача разрушати церковь, и вскоре до земли разрушиша…» и т. д. Умирая, митрополит Филипп приказал В. Г. Ховрину и его сыну Ивану Голове продолжать работу по строительству и отдал в числе других распоряжение «и о людех, их же искупил бе на то дело церковное, приказывал отпустити их по животе своем». Ясно, что собранные деньги частично пошли и на покупку холопов для строительства.
Городское строительство должно было вести к оживлению ремесла и способствовать отрыву в известной степени ремесленников от земледелия. C другой стороны, ведение строительных работ большого масштаба было под силу лишь княжеской власти, располагавшей достаточными материальными возможностями и среди них — денежными средствами, и лишь в крупных городах, где можно было рассчитывать на достаточное количество рабочей силы, что и дает нам основания судить о степени экономического развития городов по дошедшим до нас данным о ходе городского строительства.
Но наличие найма на строительных и других работах в городах XIV–XV вв. еще не дает оснований для вывода о большом развитии товарно-денежных отношений и тем более не может расцениваться как начало развития буржуазных отношений. Наем в спорадической форме встречается на сравнительно ранних ступенях развития общественных отношений, однако лишь при определенных исторических условиях он становится основой развивающихся буржуазных связей. Наем в городах XIV–XV вв. носил отнюдь не постоянный характер, а продажа своей рабочей силы не могла стать основным источником существования для городского ремесленника. Городской наем XIV–XV вв. есть лишь побочная форма феодальной эксплуатации, но отнюдь не ведущая сила, организующая новые общественные отношения.
В связи с оценкой степени развития товарного производства встает вопрос об организациях городских ремесленников. В своем исследовании Б. А. Рыбаков мобилизовал все известные материалы, в подавляющем большинстве своем носящие характер косвенных свидетельств, для того, чтобы доказать наличие цеховой организации ремесленников в русском городе XIV–XV вв. Однако, подводя итоги своих разысканий, Б. А. Рыбаков пришел к выводу о том, что «прямых указаний источников на существование в русских городах XIV– XV вв. ремесленных корпораций с оформленными уставами в нашем распоряжении нет», но что «общая обстановка развития городского ремесла (степень дифференциации, техническая оснащенность, участие ремесленников в городском самоуправлении, ожесточенная классовая борьба) позволяет сопоставить наиболее крупные русские города XIV–XV вв. с городами Западной Европы, для которых на этом этапе характерно развитие ремесленных корпораций». Эти заключения автора построены на материале Новгорода и Пскова. Материалов по городам Северо-Восточной Руси нет. Упоминания относительно «дружин» иконописцев в городах не могут быть расценены как свидетельство в пользу цехового строя — Б. А. Рыбаков специально отмечает, что «артель наемных мастеров, даже возглавленная старейшиной, еще не является цехом». Если иметь в виду, что цеховой строй, как это отмечено классиками марксизма- ленинизма, является порождением всей структуры феодального строя, то следует прийти к выводу, что какие-то элементы цеховой организации должны были иметь место всюду, где господствовал феодализм. Поэтому вполне возможно предположить наличие этих элементов и в русских городах. Однако, как это хорошо показано в работе В. В. Стоклицкой-Терешкович, специально посвященной проблеме многообразия цеха на Западе и в России, самая форма цеховой организации в разных странах была весьма различной. В. В. Стоклицкая-Терешкович указывает: «Цех — общераспространенное явление в Европе в XI–XV веках и повсюду
