были и ямские деньги. А крестьяне сверх того отдавали еще и барана, и курицу, и яйца, и грибы, и ягоды. А для войска поставляли холсты, сукна, кожу. Питали крестьяне и своих господ, исправляли и всякое государево дело.
Видели казаки, видел Степан, что копилась в народе большая злоба и большая ненависть против воевод, бояр, помещиков, дьяков, подьячих — против всех, кто вводил новые, неправедные порядки на Руси. К началу 60-х годов дошли крестьяне и холопы — все черные люди — до страшной и глубокой нужды.
А на подступах к Дону кишмя кишели беглые. Верховые городки, через которые возвращалась по весне Васильева станица, наливались голью перекатной, как реки в половодье полнились водой.
Едва вернулись посланцы Войска Донского домой, как узнали, что выходил хан из Крыма и не только с конницей, но и с работными людьми и поставили татары новый ханов городок на самом Дону, близ устья.
Собрался Войсковой круг. К этому времени Наума Васильева от должности отставили: некрепок телом, дряхл стал старый войсковой атаман. Выбрали нового — Корнилу Яковлева, доброго, бывалого, прожиточного казака. Умел Корнило и в бою себя показать, умел и за казаков постоять. Нетороплив, осторожен был новый войсковой атаман. С Москвой не ссорился, верховым беспокойным людям не потворствовал. Учил уму-разуму и Степана Разина: «Не дерзи, не задирайся с Москвой, и великий государь тебя не забудет. Казак ты уже известный, лихой, смышленый».
Слушал Степан, верил и не верил дорогому крестному, сомневался. Видел он, что и вправду сильно было государство Российское своими крепостями, ратями, воеводами и вроде не к чему было задираться против него. Еще видел Разин, что каждый город, каждая сторожевая крепость села, деревни жили через силу, задыхались в тисках служб и тягот государевых, помещиковых, вотчинниковых. Трудно было молодому казаку перенесть глумление над людьми, ненавистны ему были длиннобородые бояре, кичливые воеводы, надменные стрелецкие начальники, приказной сутяжный люд.
Смотрел войсковой атаман на своего крестника, и смутно виделась ему будущая дорога Стенькина: то ли смирит он свой гордый нрав и станет верой и правдой служить государю — все равно плетью обуха не перешибешь, то ли даст он простор своему сердцу. И трудно будет тогда унять его. Пока же Корнило не торопясь, но твердо вводил Степана в казацкие дела.
В 1661 году, в начале весны, решили казаки сбить ханов городок. К марту месяцу прислал-таки царь помощь — подошли ратные люди во главе со стольником и воеводой Иваном Севостьяновичем Хитрово. И ходили казаки вместе со стрельцами под городок. И приступали к нему накрепко с лестницами и даже были на стене, но городка не взяли. Попытались совершить казаки подкоп, но и это дело не удалось, потому что поставили крымцы свою крепостицу на низком месте, а с трех сторон городка стояла вода. Просил войсковой атаман великого государя, чтобы прислал большой пушечный и стенобитный наряд, а пока же казаки и ратные люди воеводы Хитрово от городка отступились.
В этом походе вместе с войсковым атаманом был и Степан Разин. Ходил Стенька на приступы, садился на коня, отбивался от крымских конных набегов. Потом вместе с Корнилой вернулся в Черкасск.
Не отпускал далеко войсковой атаман Степана, держал при себе: сейчас ему особенно нужны были смышленые люди.
В Черкасск пришли выходцы из Азова и посланцы от ногайских татар и принесли новые вести — собирается хан вместе с турецкими людьми идти на Дон и хочет еще в устье реки поставить свои городки. Поэтому, когда появился в Черкасске мурза Баатырк с товарищами — посланцы калмыцких тайшей Дайчина и Манжика и всех едисанских мурз, то казаки с радостью приняли его. Приехал мурза говорить о мире между калмыками, а также едисанскими татарами и всем Войском Донским. Казаки долго ничего не требовали. Договорились с мурзой о мире, ударили по рукам, взяли у мурзы двух аманатов — заложников, согласились отпустить калмыцких и татарских пленников, взятых ясырем в прошлые набеги, привели мурзу к шерти,[17] что не будут калмыки и татары впредь нападать на донские городки, а, напротив, станут они отныне служить великому государю московскому вместе с казаками и вместе с ними же промысел чинить над крымскими и ногайскими татарами.
Все это казаки затвердили с мурзой Баатырком на Войсковом кругу и тут же решили для мирного подкрепления и для подлинных вестей послать к калмыкам и татарам вместе с Баатырком казацких посланцев. Выбрали казаки по предложению войскового атамана посланцами своими Степана Разина и Федора Будана.
Казаки дружно согласились послать к тайшам Разина, так как знали, что хитер и изворотлив был Степан, хорошо знал повадки степняков: не раз ходил в набеги против калмыков и едисанских татар, знал наперечет тайшей и мурз. Кроме того, неизвестно как и когда, но научился Степан к этому времени говорить по-калмыцки и по-татарски, поэтому сам себе был и посланцем и толмачом. Говорили, что разумел он и по-польски и на иных языках.
В апреле Разин, Будан, мурза Баатырк и с ними отпущенный пленный калмык, знающий по-русски, двинулись в путь.
Побывал Степан Разин у Дайчина-тайши и сына его Мончака-тайши, потом пошел на стан к Манжику-тайше. Сюда же пришли и едисанские мурзы для переговоров.
Враждовали калмыки и татары с ногаями, просили у казаков помощи. Те обещали действовать с калмыками и татарами заодно и, со своей стороны, просили помочь в борьбе с крымцами и турками. Докончанье,[18] скрепленное на Войсковом кругу в Черкасске, подкрепили еще раз в калмыцких землях, и казацкое посольство двинулось в обратный путь.
Впервые попал Степан Разин так глубоко в калмыцкие степи. И теперь смотрел с удивлением вокруг на незнакомые места. Чтобы не потеряться в калмыцкой глуши, посольство двигалось вдоль берега Волги. Здесь-то от встречных беглых людей узнал Разин о вышедшем на Волгу и Яик казаке Парфене Иванове с товарищами.
Паршик Иванов — казацкий яицкий атаман — вышел на Волгу на двухстах стругах, ловил там купеческие караваны, осаждал небольшие городки, потом ушел за зипунами к берегам Персии. Бежали к нему многие люди и из волжских городов, и донская голытьба, недавние крепостные крестьяне и холопы. Неслась слава Паршика по Волге, пока не сгинул он, а куда — неизвестно. Его славу поднял тут же новый яицкий атаман Иван Кондырев. Начал он снова казаковать по Волге с двумястами людьми. Быстро рос отряд Ивана. Слали воеводы волжских городов грамоты в Москву, слезно просили унять воров, прислать стрельцов на подмогу. Завидовал Стенька яицким атаманам. Это была стоящая вольная жизнь. Так и хотелось рвануться на волжский простор, порастрясти государевых людишек, потревожить богатых гостей.
На Войсковом кругу в Черкасске Корнило Яковлев зачитал две грамоты государевы с приказом ловить и выдавать тех яицких воров и сыскать их где ни будет — либо на Волге и Яике, либо на Хвалынском[19] море. И на самом подходе к донским городкам встретил Разин знакомых казаков — Василия Никитина и Фрола Минаева с казаками. Послал их Войсковой круг искать яицких казаков и отговаривать их от воровства, чтобы принесли они свои вины великому государю и шли бы к нему на службу. С неохотой двинулись донцы на этот поиск. Говорили они Разину, что и сами бы пошли казаковать по Волге, потому что прочно запер султан своими крепостцами выход в Черное и Азовское моря и разжиться зипунами более негде. А с ногайских татар много ли возьмешь? Впервые
