внешнеполитической ориентации России и предрешала ее выход из Семилетней войны. В январе 1762 года любимый генерал-адъютант императора А.В. Гудович прибыл к Фридриху II с предложением о возобновлении «полезного обоим дворам согласия», на которое тот откликнулся с восторгом. Пруссия находилась в крайне тяжелом положении и была спасена от вероятного разгрома. Неудивительно, что Фридрих II в своих письмах Петру III называет его «величайшим из государей света», «достойнейшим из государей и лучшим другом во вселенной», «милостивым божеством, человеком, посланным Небом». В ответ российский император писал: «Ваше величество, конечно, смеетесь надо мной, когда вы хвалите так мое царствование, дивитесь ничтожностям, тогда как я должен удивляться деяниям вашего величества; добродетели и качества ваши – необыкновенны, я ежедневно вижу в вас одного из величайших героев в свете».

Двенадцатого февраля канцлер Воронцов вручил представителям стран-союзниц – послам Австрии и Франции, посланнику Швеции и резиденту Саксонии – декларацию о намерении России заключить сепаратный мир с Пруссией, что являлось формальным выражением разрыва союзнических отношений на период войны. В этом документе содержался также призыв к заключению всеобщего мира и добровольному отказу «союзных дворов» от сделанных в ходе Семилетней войны территориальных приобретений. Через два дня состоялся большой ужин в честь императора в доме канцлера, где присутствовали все аккредитованные в Петербурге иностранные дипломаты. Австрийский посол Мерси-Аржанто сообщил на другой день в Вену, что «государь очень много пил… сильно разгорячился и стал громко высказываться о нашем враге, причем выражал свое уважение, преданность и удивление к нему». Во время какой-то азартной карточной игры, начатой после торжественного застолья императором и другими гостями, «государь разгорячался от беспрерывной болтовни, от курения и пития все более и более до того, что он начал насмехаться над бароном де Бретейлем (полномочным послом Франции. – В.Н.) самым неприятным и, конечно, неприличным образом. Но так как речи русского государя были такого свойства, что смысла частию вовсе нельзя было понять, частию же он дополнял все гримасами, произведенными опьянением, то французский министр счел за лучшее показывать вид, будто он их вовсе не слышит». Но когда после очередной реплики Петра III Бретейль вынужден был сказать самым деликатным образом, что надеется на приверженность России прежней политической системе, «государь был так смущен этими словами, что как бы отрезвился на минуту, а потом ответил, гневно глядя на него, самым суровым тоном: «Я желаю мира, как я вам о том объявил, и если вы не согласитесь на него, то позаботьтесь о том, как выпутаться из дел; я объяснился, я солдат и не ветрен». Франция и Австрия должны были убедиться, что у них больше нет союзника.

Радостным событием для Петра III стало прибытие в Петербург прусского посла Г.Л. Гольтца, который привез ему от Фридриха II орден Черного Орла. На первой аудиенции 24 февраля Гольтц был осыпан уверениями в дружбе и бесконечном уважении к прусскому королю, ясные доказательства которых император, по его словам, надеялся вскоре представить. Во время личных бесед Петр удивлял Гольтца своим знанием прусской армии: в каждом полку он мог назвать по именам несколько поколений старших офицеров. Вечером во время карточной игры он показал послу свой перстень с портретом Фридриха II. Все это оптимистично настраивало Гольтца в отношении предстоящего заключения мира между двумя державами.

Прусский посол имел предписание короля соглашаться на любые условия, вплоть до аннексии Россией Восточной Пруссии. Но никакие жертвы не понадобились: по договору «о Вечном мире» от 24 апреля Петр III вернул Фридриху II все завоеванные русскими войсками территории без какой-либо компенсации. Особенно поражает тот факт, что столь важный международный документ не обсуждался в Коллегии иностранных дел. Более того, он был целиком составлен Гольтцем, который прислал свой текст 21 апреля в Коллегию со следующей запиской: «Имею честь препроводить к его сиятельству г-ну канцлеру Воронцову проект мирного трактата, который я имел счастье вчера поутру читать его императорскому величеству и который удостоился его одобрения во всех частях». Канцлер поехал к императору и уговорил его исключить из текста договора только одно условие, явно несовместимое с достоинством России. Речь шла об обязательстве Петра III «стараться весьма о благополучии и выгодах» прусских земель до окончания их временной оккупации русскими войсками.

Невыгодный мир с Пруссией был воспринят в Петербурге с возмущением. Его условия не одобрялись даже такими верными сторонниками императора, как Волков и Мельгунов, но противостоять воле Петра III было бесполезно. Мерси-Аржанто справедливо отмечал, что «пылкое своенравие русского императора не допускает никаких разумных советов, особенно же в политических делах (в вопросах внешней политики, – В.И.). Только в делах внутреннего правления он принимает их несколько благосклоннее».

Однако в позиции Петра III нет ничего противоестественного. До вступления на престол он активно протестовал против участия России в Семилетней войне и открыто выражал несогласие с курсом елизаветинской внешней политики. Ориентация на Пруссию не без оснований представлялась ему выгодной не только для голштейнских, но и для российских интересов (именно такой курс обеспечил впоследствии внешнеполитические успехи Екатерины II). Планируя союз с Пруссией, было бы глупо аннексировать ее земли или требовать с нее контрибуций. Петр III считал, что более важно заручиться поддержкой Фридриха II в двух намеченных им делах: передаче Курляндии Георгу Людвигу Голштейн-Готторпскому и отнятии у Дании Шлезвига.

В 1759 году Елизавета Петровна дала согласие на то, чтобы герцогом Курляндии стал сын польского короля и саксонского курфюрста Августа III Карл Саксонский. Петр Федорович возражал против этого решения и даже грозился вызвать ненавистного ему принца Карла на дуэль. В протестантской Курляндии новый герцог-католик тоже был принят без восторга. Формально правами на курляндский престол по-прежнему располагал находившийся в ссылке Бирон. По возвращении его в Петербург Петр III сказал ему: «Утешьтесь и будьте уверены, что вы будете мною довольны. Если вы и не останетесь Герцогом Курляндским, то все-таки будете хорошо пристроены». 16 апреля 1762 года Бирон отрекся от герцогства в пользу Георга Людвига. Факт существования Карла Саксонского Петр III попросту игнорировал, а на протесты сюзерена Курляндии Августа III не обратил никакого внимания. Обещание позаботиться о Бироне он выполнил, договорившись с Фридрихом II о передаче бывшему герцогу владения Вартемберг в Силезии с титулом княжества.

В отношении Дании император был настроен весьма решительно, заявив в присутствии датского посла: «Они (датчане. – В.Н.) довольно долго пользовались от моей Голштинии, теперь я хочу от них попользоваться». Датский король начал спешно готовиться к войне, поручив реорганизацию своей армии выдающемуся военному специалисту из Франции К.Л. Сен-Жермену, который в кратчайшие сроки добился больших успехов в формировании полевых полков и артиллерийского корпуса. Но известия об этом только повышали боевой дух Петра III, заявившего Н.И. Панину: «Господин де Сен-Жермен найдет себе достойного соперника. Он собирается показать мне войну на французский манер, а я покажу ему, как воюют пруссаки». Датского короля Петр грозился низложить и сослать в Малабар (область на юге Индии).

Необходимым условием войны на прусский манер Петр III считал введение в российских войсках прусской формы и муштры. Начал он с гвардии, пребывавшей до того времени в лени и распущенности. Вообще Петр не любил гвардейцев, называл их не без основания «янычарами» и говорил: «Они только блокируют резиденцию, не способны ни к какому труду,

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату