Даже бесконечные путешествия Александра, над которыми так откровенно потешались и современники, и авторы уже XX века, имели какую-то своеобразную окраску. Надо заметить, что среди тех сотен тысяч верст, которые он покрыл в своей жизни, едва ли не большая часть приходится на Россию. Достаточно обозначить его маршруты лишь 1823– 1825 годов. Поездки 1823 г.: Царское Село, Ижорский завод, Колпино, Шлиссельбург, Ладога, Тихвин, Молога, Рыбинск, Ярославль, Ростов, Переяславль, Москва, Серпухов, Тула, Мценск, Орел, Карачев, Брянск, Рославль, Чернигов, Старый Быхов, Бобруйск, Слоним, Кобрин, Брест-Литовск, Ковель, Луцк, Дубно, Острог, Заславль, Проскуров, Каменец-Подольск, Могилев, Хотин, Черновцы, Брацлав, Крапивна, Тульчин, Умань, Замостье, Брест, Сурож, Великие Луки, Царское Село.
Выехал царь из Царского Села 16 августа, а вернулся обратно 3 ноября, находясь в дороге два с половиной месяца. Осенняя поездка 1824 года проходила по такому маршруту: Царское Село, Москва, Тамбов, Чембар, Пенза, Симбирск, Ставрополь, Самара, Оренбург, Илецкая-Защита, Уфа, Златоуст, Миасс, Екатеринбург, Пермь, Вятка, Царское Село. Во время своей последней и роковой поездки Александр проехал по части Малороссии, по всему Крыму и вернулся в Таганрог уже тяжело больным.
В этих поездках он посещал не только балы и обеды, встречался с верхушкой местного дворянства и купечества, устраивал смотр армейским частям, но и интересовался жизнью всех слоев общества. Так, он добрался до «киргизской степи» и побывал в юртах кочевников, посетил златоустовскке заводы, спускался в миасские рудники, побывал в татарских семьях в Крыму, посещал госпитали, не брезговал общаться с арестантами и ссыльнопоселенцами.
Его биографы отмечают, что в дороге ему приходилось сталкиваться с изрядными трудностями: скудно питаться, испытывать различные неудобства, попадать в неприятные дорожные происшествия, долго идти пешком.
Зато он мог составить личное представление о том, как жила Россия. И глубокие разочарования, которые постигли его в конце жизни, вероятно, были вызваны и этой весьма подробной и, увы, весьма тяжелой информацией, развеивающей у него последние остатки иллюзий относительно своих усилий на пользу отечества.
Мы как– то не обращаем сегодня внимания на многочисленные случаи проявленного им сострадания к людям, человеколюбия, помощи, которые носили порой совершенно импровизированный характер, а в целом становились для него системой и достаточно отчетливо говорили о настроении человека. Так, на берегу Немана император увидел зашибленного лопнувшим канатом бурлака. Александр вышел из коляски, помог поднять беднягу, послал за лекарем и продолжал путь, лишь убедившись, что все возможное для него сделано. В другом случае он помог привести в чувство утонувшего крестьянина; по настоянию императора его врач баронет Виллие несколько раз пускал несчастному кровь, прежде чем тот ожил. Своим платком Александр перевязал ему кровоточащую руку.
История сохранила немало подобных примеров из жизни Александра, говорящих о его непоказном интересе к людям, человеколюбии, терпимости и смирении.
Наряду с аффектированной набожностью в конце жизни сохранился и такой факт: после смерти Александра в кармане его сюртука был обнаружен конверт с бумагами, которые он всегда носил с собой и никому не показывал. Оказалось, что это были молитвы, и сам этот факт был сокрыт для окружающих.
Известно также, что информированный генералом И.В. Васильчиковым в 1821 г. о существовании тайного общества «Союз благоденствия» и ознакомившись со списком наиболее активных его членов, Александр не дал ему хода. Он бросил список в пылающий камин и заметил, что не может их карать, так как «в молодости разделял их взгляды».
В то же время известны случаи жестоких распоряжений Александра I относительно восставших солдат Семеновского полка, военнопоселенцев.
Везде, где он выказывал себя как личность, Александр выступал человеком весьма гуманных свойств, там же, где он проявлял себя как представитель и лидер системы, там он выступал порой в духе принципов неограниченного самодержавия. Это кажущееся противоречие в действительности противоречием не было.
Не случайно его супруга Елизавета Алексеевна, хорошо информированная и разделявшая его взгляды, писала в письме, датированном 12 марта, то есть днем, последовавшим за убийством Павла I: «Его чувствительная душа навсегда останется растерзанной, только мысль о возвращении утраченного благополучия Родины может поддержать его. Ничего другое не могло бы придать ему твердости».
Руководствуясь в делах общегосударственных лишь личными эмоциями, он рисковал прийти в действительные противоречия с системой. А это в России, как известно, было чревато даже для самых неограниченных монархов большими неприятностями. Александр прекрасно понимал всю условность своего, как, впрочем, и всякого другого, самодержавия, рассматривал власть не как свою личную принадлежность, а как принадлежность общественную. Возможно, это понимание и спасало его на крутых поворотах истории, которых было немало в его царствование.
И все же глубоко личный мотив в действиях императора, мотив, в известной степени обусловленный принципами, с одной стороны заложенными и развившимися в нем с детства, а с другой – вызванными стремлением к постоянному искуплению своей ужасной вины, звучал в его душе в течение всей жизни.
Слова А.С. Пушкина «я только царство потерял» относятся к Александру в полной степени. Получив после убийства отца царство реальное, он потерял это царство в своей душе. И в этом, кажется, заключался смысл жизненной драмы Александра.
Вместе с чувством огромной вины, доводившим его до исступления и особенно обострившимся после вступления его в пятый десяток, когда вопросы смысла жизни, бытия, как правило, неодолимо встают перед каждой человеческой личностью, Александра всю жизнь преследовало гнетущее чувство страха. Без этого чувства невозможно, на мой взгляд, понять и его чисто человеческие эмоции, и его политические шаги. В его уме не мог не выстроиться короткий, но грозный мартиролог из убитого в заговоре деда Петра III и погибшего также в ходе дворцового переворота отца. И в обоих случаях мощные дворянские группировки, лица, близкие к трону, явились исполнителями этих расправ над самодержцами.
Не случайно и он сам, и его брат Константин всю жизнь носились с мыслью об отречении от престола, в основе которой, кроме всего прочего, лежал самый элементарный страх за свою жизнь.
Константин в начале 20-х годов, расторгнув свой венценосный брак и женившись на польской графине Иоанне Грудзинской, по существу, отказался от прав на престол, а позднее и официально оформил свой отказ письмом на имя Александра. Но было известно, что и ранее в семейном кругу великий князь неоднократно говорил о своем нежелании царствовать (учитывая, что у Александра не было мужского потомства, а обе дочери от Елизаветы Алексеевны, Елизавета и Мария, умерли в раннем детстве в 1796 и 1806 гг.) – «удушат, как отца удушили», – повторял Константин.
Эта же мысль, пусть не в такой грубой форме, постоянно присутствовала и в уме Александра с той ночи 11 марта 1801 года. И эта мысль вовсе не была безосновательной, потому что в высших правительственных сферах время от времени появлялись идеи о насильственном устранении Александра I, что, конечно, не могло рано или поздно не стать
