Они вошли в дом князя Теряева, и Куракин издали закричал:
— Ну, князь Михайло Терентьевич, не будь сына твоего, пропадать бы нам!
— Что ж, — с тихою улыбкой ответил князь, — он свое дело делал.
Они вошли в горницу и сели за стол, на котором стояла уже еда, и начали разговаривать о текущих событиях.
XVI КРУТАЯ РАСПРАВА
Мирон с Панфилом, едва только начались беспорядки, прямо двинулись ко двору боярина Матюшкина. Их сопровождала огромная толпа гультяев.
Не доходя до двора Матюшкина, Мирон остановился и сказал:
— Братцы, тут нас для этого пса много. Пущай половина идет на разбойный приказ да колодников выпустит, а я тем временем боярина пощупаю, а добро делить потом приходите!
Толпа с гулом разделилась на две части, и одна двинулась на разбойный приказ, это ненавистное всем, проклятое место, а другие, во главе с Мироном, на двор Матюшкина.
Боярин, ничего не подозревая, медленно прохлаждался за обедом и тянул вторую ендову меда, когда в горницу вбежал испуганный отрок.
— Боярин, — закричал он, — ты тут сидишь, а в Москве бунт. Народ, вишь, к тебе валит. Беда!
Боярин даже поперхнулся медом и вскочил с лавки. Босой, распоясанный, бросился он в терем, прямо к жене, и закричал:
— Матушка, Лукерьюшка, спасай меня от воров! — и с этими словами лег на кровать, прикрывшись перинами, но перина вздулась горою, и за версту можно было догадаться, что здесь спрятался человек. Он соскочил с постели и полез под кровать.
— Закидай меня какой рухлядью, — прохрипел он оттуда.
Лукерья Даниловна заметалась по тесной горнице.
А двор уже заняли гультяи. Мирон и Панфил с несколькими молодцами ворвались в хоромы и яростно шарили по всем углам, ищи боярина.
— И куда ему деться, собачьему сыну? — рычал Мирон, перебегая из горницы в горницу.
— Пройдем наверх, — предложил Панфил, и они бросились по лестнице в терем.
— Куда вам? Чего вам? — закричала, загораживая им дорогу, толстая баба в повойнике.
— Пусти, Лукерья Даниловна, — сказал ей Панфил и шепнул Мирону:
— Беспременно тут.
Мирон рванулся вперед. Боярыня вцепилась в его бороду. Мирон с яростью толкнул ее в грудь, и она отлетела от него, сделала несколько скачков, грузно упала, ударилась виском об угол железного сундука и обмерла, заливая пол кровью. Мирон бросился к постели, сорвал полог, сбросил перины и, не найдя боярина, стал смотреть по углам. В это время Панфил заглянул под кровать и радостно закричал:
— Здесь он! здесь!
Мирон нагнулся тоже и увидел ничком лежавшего боярина.
— Эй, ты, волчья сыть, — закричал он, — вылезай честью! — Боярин не шевелился. Мирон повторил оклик и потом сказал Панфилу:
— Тащи его!
Панфил тотчас нагнулся и ухватил боярина за ноги.
— Егор Саввич, — заговорил он насмешливо, — вылезай, пожалуйста. Девки тебя давно уж ждут! — И он потянул боярина за ноги, но боярин ухватился за ножки тяжелой кровати, и она потащилась вместе с ним.
— Ишь, песий сын! — проговорил Панфил. — И тут кочевряжится. А ну, я ж тебя! — И он освободил одну руку, уперся ею в дубовую кровать, а другою с такой силой рванул боярина за ногу, что тот до половины выкатился из-под кровати. Лицо его ударилось о ножку и окровавилось.
— Не хотел честью, пес! — сказал Панфил с укоризною.
Боярин лежал недвижим.
— Вали его на себя, — сказал Мирон, — и тащи к девкам.
Взвалить семипудовую тушу боярина себе на плечи для Панфила не представляло никакого затруднения. Он ухватил его за руку и за ногу, крякнул, вскинул себе на плечо, как мешок, и поволок вниз по лестнице. Мирон пошел за ним следом, а Лукерья Даниловна, не приходя в сознание, лежала на полу с проломленной головой.
Тем временем гультяи, ворвавшись в погреб, с жадностью пили мед и пиво и пьяные выбегали на двор снова. Мирон с Панфилом перешли двор, сад и подошли к одинокой бане, где когда-то томилась Акулька. Сильным ударом чекана [72] Мирон сбил замок и, распахнув дверь, вошел в просторную горницу Четыре девушки при их входе испуганно забились в угол.
— Уф! — сказал Панфил, опуская на землю боярина.