— А что могут младенцу сделать?
— Ну-ну! Однако и заноза ты, Прокофьевна! Теперь уж на себя пеняй, распрекрасная!
— Челом тебе, боярин! Чего в случае, помяни меня, убогую, в молитвах!
— Помяну, помяну! — пробормотал боярин, уходя от Морозовой, и тяжко вздыхая влез на своего коня.
После него был с таким же увещанием князь Урусов, муж ее сестры.
— Эх, сестрица, — говорил он ей, — что тебе? Съездила, поклонилась, а там опять у тебя и келейницы, и юродивые, и весь обиход. Веруй себе по-своему!
— Ах, князь, князь, — с укором сказала ему Морозова, — чему учишь? А? Господа моего обмануть учишь! Разве от Него скроюсь?!
Князь сконфузился и ни с чем вернулся к царю. Царь сидел в думе. С ним, кроме бояр, сидели патриарх, его духовник, архиереи и настоятель Чудовского монастыря. Царь выслушал доклад Урусова и гневно нахмурился.
— Тяжело ей бороться со мною, — глухо сказал он, — один кто из нас беспременно одолеет!
Терентий побледнел в страхе.
— Ну-ну! Будем ее из дому изгонять и на суд ваш, пастыри, отдадим. Пусть уж напрямо скажет, како верует?…
— Давно говорили тебе, государь, про это, — вкрадчиво сказал чудовский архимандрит Иоаким, — гордыню ее с корнем вырвать надобно, как сорную траву из злака!
— Так и будет! — решительно сказал царь, вставая. — Не то она только всю Москву мне мутит! Ин быть по сему. Ты, старец, — обратился он к Иоакиму, — и сыск над ней учинишь! К тебе дьяка дам!
Терентий, себя не помня, выскочил из дворца и помчался к Морозовой.
— Берегись, боярыня! Царь на тебя распалился лютым гневом и на тебя людей посылает! Спасайся!
Морозова просияла и словно выросла. Она протянула руки Терентию и братски его поцеловала.
— Весть принес ты мне радостную, голубь мой! Пострадать за Господа — великая честь!
Терентий затрепетал от восторга и умиления, и лицо его сразу оросилось слезами.
Морозова спешно пошла по кельям своих инокинь.
— Матушки вы мои, — говорила она им, — время мое пришло. Идите! Может, Господь где вас и сохранит, а меня благословите на дело Божье и помолитесь обо мне, чтобы укрепил меня Господь!
— Сестрица! — вбежала к ней княгиня Урусова. — Час, не более, к тебе с сыском придут!
— Господь с ними! Я готова! — ответила Морозова.
— И я с тобою!
— Благослови тебя Бог, миленькая!
Старицы спешно оставили дом Морозовой, юродивые и нищие разбежались, оставив двери и ворота раскрытыми настежь.
Князь съехал со двора Морозовой, но не мог покинуть ее и остался на улице следить за домом в темноте ночи.
Он знал, что теперь об эту позднюю пору царь с думою сидит в Грановитой палате и заметит его отсутствие, но страх за Морозову, за свою первую любовь, осилил страх вины перед царем, и он оставался за углом дома.
VIII ВО СЛАВУ ГОСПОДА!
Долго ждал Терентий. Подошла уже глухая полночь, когда к раскрытым настежь воротам неслышно подъехали пошевни, и из них вылезли друг за другом три человека.
Терентий стал всматриваться в их лица и при ясном лунном свете сразу узнал архимандрита Иоакима.
— А этот — дьяк Ларион Иванович, думный дьяк. А этот, — Терентий перегнулся в седле, — этот — дьякон Иосиф. Ишь, сколько их наехало!
Они с шумом пошли во двор, громко сказав слугам:
— Подержите коней!
Их голоса и шага услышали Морозова с сестрою и задрожали от страха, но через мгновение оправились.
— Сестрица, — сказала княгиня, — помоги нам Господь и ангелы. Совершим метание!
Они совершили семь поклонов, потом бросились в объятья друг друга и крепко поцеловались.
