— Бей, боярин, — проговорил ключник, — только воля твоя, я тут ничего не мог поделать!… Вот какой-то человек неведомый лезет, не дает покоя, говорит, что ты сам приказывал прийти ему, что его дожидаешься… Коли лжет он, мы его в минуту скрутим… видно, он о двух головах…
Морозов остановился.
— Это еще что такое? Никому ничего я не приказывал. Какой еще человек? Веди его — что за притча?!
Через минуту на пороге слабо освещенной комнаты показалась рослая, плотная фигура. Морозов взглянул — человек ему неведомый, только все же что-то как будто знакомое есть в этом толстом красном лице. Какое-то далекое и неясное воспоминание промелькнуло перед боярином.
— Кто ты? Чего тебе от меня надо? — спросил он.
Неизвестный человек быстро затворил за собою двери и упал Морозову в ноги.
— Не гневись, великий боярин, выслушай… Кто я, тебе и знать нечего, не во мне дело. А коли вспомнишь давнишнее времечко, годы свои молодые, Настю из слободы стрелецкой, так и меня вспомнишь…
Боярин отступил, пристально вгляделся в человека, все еще стоявшего перед ним на коленях.
— Яшка! так это ты?! — проговорил он, и что-то дрогнуло в его голосе.
Он действительно вспомнил свои молодые годы, вспомнил Настю из слободы стрелецкой, Настю — красавицу и скромницу, сиротку, жившую у одного стрельца-пятидесятника. Вспомнил он, как за несколько рублевиков да за шубу с плеча боярского выкрал ему эту Настасью холоп Яшка, и как он же потом ее и спровадил неведомо куда, когда молодому боярину прискучила красота ее, ее неосушимые слезы. Опять мрачно насупились густые брови боярина — неприятное то было воспоминание.
— Чего же тебе нужно, холоп? — сказал он. — Служил ты мне, я платил тебе за твою службу — ну и все тут. А ты теперь, после стольких-то лет лезешь ко мне, ложью слуг моих одурачиваешь. Вон! не то, гляди, шкурой поплатишься за свою дерзость неслыханную! Я до озорства не охотник…
Но холоп Яшка не смутился от грозных речей боярина. Он продолжал стоять неподвижно на коленях.
— Новую службу могу сослужить тебе, боярин, — твердым и решительным голосом проговорил он, — и немалая та, видно, служба, коли я всякой неправдой дошел до тебя — выслушай только…
Морозов на мгновение остановился. Холоп поднялся на ноги и, прямо глядя в глаза всесильному боярину, выговорил:
— Ноне государь Алексей Михайлович выбрал себе в невесты девицу Ефимью Всеволодскую. Она из Касимова — и я из Касимова. Давно знаю отца ее, он враг мне лютый… и даже теперь вот, по его наговорам, великий государь приказал отыскать меня. Казни я жду себе — так вели же схватить меня, боярин, бить батогами нещадно и казнить лютою смертью.
Но Морозов стоял неподвижно, он сразу все сообразил.
Нужный человек, о котором он думал несколько минут тому назад, нашелся. Сама судьба посылает ему этого помощника, этого врага старика Всеволодского, холопа Яшку, смелость которого ему давно и хорошо известна. Яшка хитер, ловок, не остановится ни перед каким преступлением… Яшку разыскивают по приказу государя, а он вот сам пришел к нему, ближнему государеву боярину. Именно такого-то человека ему теперь и надобно. Только ему и можно поручить великое и тайное дело. Яшка отвечает своею головою… для себя будет работать…
И все эти мысли ясно прочел Яков Осина в черных глазах боярина.
— Говори дальше, я слушаю, — шепнул Морозов, присаживаясь на лавку.
— А и весь сказ мой таков будет, — почтительно, тихим и уверенным голосом начал Осина. — Не добро великому государю сочетаться браком с сей дщерью Рафа Всеволодского, ибо один обман тут и гибель царская. Девица сия сыздетства испорчена.
— Как испорчена? — вскрикнул Морозов. — Неужто правда?
Осина усмехнулся и покачал головою.
— Эх, боярин, вестимо испорчена, да вишь ты, про порчу-то ту я один только знаю, и коли ты прикроешь меня от врагов моих, мы с тобою надумаем, как это дело устроить…
Морозов подошел к двери, запер ее на ключ, сам налил и подал стопку с романеей Якову Осине.
И началась у них оживленная беседа, и длилась та беседа до глухой полночи. А расстались они, хорошо сговорившись друг с другом… Просветлело мрачное лицо боярина, да и приказчик Осина, выбравшись из его дома, имел вид человека, держащего в руках верную и богатую добычу.
II
Тем же самым темным зимним вечером одиноко сидел Дмитрий Суханов в грязной горенке заезжего двора. Сильно изменился он за последнее время, будто постарел годов на десять. Лицо бледное, осунувшееся, под глазами крути темные; сидит он словно в забытьи, и тоска неотвязная сосет ему сердце.
«За что все это? Жизнь была такая тихая, светлая — и вдруг, будто буря налетела, все разметала, все перевернула и ничего-то, как есть ничего прежнего не осталось… Ведь
