Хованский вышел к толпе и объявил приказ «государей Иоанна и Петра Алексеевичей».
Пустосвят подозрительно оглядел Ивана Андреевича.
– Уж не нарочито ли занедуговала царевна? А и ты не поддался ли никонианам?
Хованский гневно сжал кулаки.
– Мне ли сказываешь сие?!
– Тебе! – потряс крестом Пустосвят. – Не ты ли обетованье дал учинить собор до венчания государей на царство?
Ещё мгновение – и князь, всей душой сочувствовавший раскольникам, рассказал бы им правду, но боязнь выступить открытым врагом Милославских вовремя удержала его. Чтобы выйти как-либо из неприятного положения и успокоить толпу, он решился на рискованный обман:
– А ещё сказывал государь Иоанн Алексеевич, повелит-де он патриарху творить помазание по старому чину.
Никита потребовал клятвенного подтверждения слов Хованского. Только когда князь совершил обряд крёстного целования, Пустосвят увёл народ из Кремля.
В день венчания царей Пустосвят пошёл в Успенский собор со своими просфорами. Однако в Кремль ему пройти не удалось. Толпы переряженных языков и подьячих оттеснили его от ворот и не слушали ни угроз, ни уговоров.
Полузадушенный, в изодранной рясе, Никита, плюнув на все, ушёл восвояси.
– Толико народу толпится у Кремля, – сообщил он поджидавшим его начётчикам, – что не токмо просфору донести к собору не мог, душу едва уберёг.
Родимица так сдружилась со стрельцами, что проводила в их избах почти все своё свободное время. Там, где появлялась она, неизменно лилось рекою вино, сыпались гостинцы и деньги семьям стрелецким, дрожали стены от плясок, разудалых песен, шуток и хмельного хохота. Постельница не уступала в попойках никому из мужчин, глушила вино, как воду.
Патриарх роптал на то, что Родимица обирает его казну, и требовал помощи от Милославского и Голицына.
Но Иван Михайлович только жалко сутулился и сиротливо вздыхал:
– И рад бы подсобить тебе, владыко, да где уж! Сам гол как сокол. Что на мне, то и моё.
Голицын же, не задумываясь, полной рукой давал всё, что требовал от него Иоаким.
Озлобленные поведением никониан, пытавшихся всеми средствами привлечь на свою сторону стрельцов, раскольники перешли к решительным действиям.
Поймав на площади попа Савву, защищавшего перед народом троеперстие, они потребовали чтобы он отступился от своих слов.
Савва испуганно попятился к церковной ограде.
– Отрекаешься ли от словес своих, холоп двурожного зверя? – зарычал Пустосвят.
– Всякий крест есть знамение Спаса пропятого, – уклончиво ответил священник.
Освирепевший Никита затопал исступлённо ногами.
– Ехидна! Ответствуй прямо, или убью!
И, вытащив из-за пазухи камень, изо всех сил бросил им в голову Саввы.
Священник упал замертво и исчез под ногами взбесившихся изуверов.
Глава 22
ГОЛОВА ПУСТОСВЯТА
В Успенском соборе уже отходила служба, когда в Кремль, с ведома Хованского, неожиданно ворвалась толпа буйствующих раскольников.
Большой отряд стрельцов-староверов занял все входы. Раскольники остановились у Архангельского собора и заявили, что живыми не уйдут из Кремля, все, как один, сложат головы, но добьются открытых споров о вере перед всем народом.
Наскоро закончив службу, патриарх укрылся в ризнице, а к «ревнителям» выслал с увещеванием протопопа.
– Брат Никита! – напыщенно изрёк посол, но тут же оборвался и отскочил к церковной двери: на него накинулись разъярённые стрельцы.
– Ты ли, антихристов опаш, брат честному чаду Христову?! Сгинь!
Удар кистенём в грудь сразил протопопа. На паперть, трясущиеся от страха, выползали монахи, отправленные на помощь священнику.
Пустосвят подскочил к ним, легко, как былинку, поднял над головой одного из монахов и, потрясая им в воздухе, обратился к толпе:
– С кутёнком ли сим нам о вере спорить?
И швырнул монаха под ноги народу.
