– Морская прогулка.
– Да, так всем отвечают. Но Екатерина дала понять… Для неё интересы зятя… семейные узы… Как это провинциально, экселенц! Выпирает происхождение. Между тем страна голодает, погрязла в рабстве. Странный народ, экселенц! Непостижимый народ.
Он тоже рассчитывал: после смерти Петра мужики, солдаты, измученные войнами, восстанут, вернутся старые порядки, столицей снова станет Москва, ослабеет государство.
– Пётр сумел соблазнить, околдовать… Чем? Он унёс тайну в могилу. Народ, который за ложку мёда съест мешок соли…
Утомлённый страстным монологом, Вестфален вытер платком потный лоб. Пахнуло мускусом. Запах любит мужественный – отметил про себя Кампредон. Подбивает плечи сюртука ватой.
– Величие, мой друг, величие. Его ждут правители, жаждут и народы. После как-нибудь пофилософствуем… Войны не будет… Пока, в нынешнем году не будет. Царица грозит, голштинцы машут кулаками, но министры против. Меншиков сплотил их… Я полагаю, война отсрочена, судьба дарит нам время. Важно использовать… Мы должны вырвать Швецию из русских лап.
– Но при Карле Фридрихе…
– Бросьте, милый мой! Он ничтожество. Сам по себе он никому не нужен. Шлезвиг? Провинции, отнятые русскими, подороже стоят. У шведов свои расчёты. Я имел интересный разговор с Бассевичем. К тому же сюда едет шведский посол.
– Ставленник русских.
– Так порешили? Не торопитесь! Конечно, совещаться с ним мы будем порознь – вы, я и Бассевич. Цедергельм тонкий политик. Цель у нас, надеюсь, будет единая.
Собеседники ещё более понизили голос. Лакей Пьер напрасно вжимался в дверь.
Иосиас Цедергельм[308], среди товарищей Юсси, в России не новичок. Вместе с офицерами штаба после Полтавской битвы оказался в плену. Сибири он избежал – видный сподвижник Карла, член риксдага был на особом счету. Участвовал в шествии побеждённых через Москву, шагал в одной из первых шеренг.
Был замечен Петром.
Война ещё длилась, когда начались консилии об обмене пленными. Кого послать в Стокгольм? Шведа, честного шведа. Царь поил Юсси, изучал. Швед смотрел в глаза прямо. Конец сомненьям положила Екатерина.
– Это честный крестьянин, – сказала она.
Родился барон в глуши, в лене Северный Юлланд, где отец корчевал лес, пахал землю.
Отпущенный под честное слово, пленник исполнил порученье и возвратился в Петербург. Обрести родину позволил Ништадтский мир. Изменился Юсси, некогда яростный поклонник Карла XII. На трибуне риксдага – кроткий пиетист[309] , лютеранин вольнодумный и любвеобильный. Притчей из Евангелия, а то и поговоркой из Северного Юлланда увещевал он партию патриотов. У них одно на уме – реванш, союз с Англией, война. Бесчувственны к бедам народа.
– Довоевались! Поля зарастают лесом, пахать некому. Где не пашут, там дьявол пляшет. Злоба сеет плевелы, злоба погубит род человеческий.
Он в партии голштинской, преобладающей. Глава её Арвид Хорн, премьер-министр, не раздумывал долго, кого послать в Россию.
– Ты послужишь Швеции как добрый христианин, – сказал он дружески.
Польщённый в душе, Юсси отказывался. Дипломаты хитрят, врут не краснея – нет, не привык он… Пора о душе печься, ведь за пятьдесят уже. Намерен завершить свои дни в благочестии, аскетически, как велят отцы пиетизма.
– Ты в России персона грата, – доказывал Хорн. – Будешь ангелом мира.
Русские близко. Стокгольм в смятении. Их прогулка морская – это, возможно, война с Данией. Швецию втянут. Карла Фридриха посадят на престол силой. Швеция обязана помогать ему. Шлезвиг, чёртов Шлезвиг!
Нужен новый договор. Герцог женился, стало быть, он вправе получить приданое.
– Но эстонские острова…
– Крохи…
Арвид отпер железный шкаф, хранящий самое секретное, вынул листки, исписанные мельчайшим, словно трусливым почерком. Сказал, что от Бассевича, вчера, с курьером.
«Осмелюсь заявить вашей светлости, что наступил благоприятный момент для того, чтобы возвратить Швеции её владения, отнятые в результате злополучной войны, и обеспечить ей в союзе с Россией роль не раба, а господина».
По мере чтения глаза Юсси лезли на лоб. Приданое герцога – Эстляндия, Лифляндия, Ингерманландия, Выборг, провинция Псковская. Запрашивать крупно, дабы было что уступить. Оставить русским выход к морю – Петербург, он же столица образуемой империи, которая до поры пусть именуется Российской. Глава её – Екатерина, покуда она жива, потом императорский титул перейдёт к Карлу Фридриху. С передачей ему прибалтийских земель центр империи естественно переместится в Швецию. Царевна Елизавета и царевич Пётр удовольствуются внутренними губерниями, Москвой, Сибирью.
– Дьявол! – вырвалось у Юсси.
Была шведская империя, рухнула. Наказана гордыня. Суд Божий свершился над Карлом. Одуматься бы… Бисерные буковки роились, как муравьи. Облик дьявола-искусителя возник за ними.
– Читай! – усмехнулся Арвид. – Читай!
Дальше следовали советы тактические. Екатерина не русской крови, она честолюбива, она обожает зятя – три струны, на которых надо играть. Проект сообщить ей по секрету, от имени шведского правительства. Герцог посвящён лишь в малой степени, русские сановники в полном неведении. Важно привлечь Меншикова. Он против войны из-за Шлезвига, как и многие при дворе. Адски тщеславен. Украина – богатейшая часть империи, и он имеет там поместья. Пусть будет там королём. Титул ему – имперскому князю – доступен.
Заверить, внушить… Изворачиваться, заманивать, возбуждать худшие свойства людей. Это предстоит делать ему – Юсси, если он поедет.
– Нет, – сказал он.
– Ты принимаешь всё за чистую монету, – возразил Хорн. – Империя – она в облаках… Нам нужен мир. На год – и то прекрасно. И хотя бы Лифляндию. Тогда добро пожаловать герцогу. Триумфальный въезд…
Да, Юсси представляет себе. Толпы ликующих. Победа для партии. Хлеб подешевеет сразу. Земля в Лифляндии добрая, не то что в Северном Юлланде. Верно и другое – без приданого герцог едва ли добудет шведский трон.
– Он-то откажется от Шлезвига. А русские? Они же толкают его туда. Нет, не по мне служба, Арвид… Ничего нам не вернут. Поплатились, Бог велел терпеть, уволь, не гожусь я…
– Ты, Юсси, только ты.
Отпустил, дав срок до утра.
Приехал он сюда как к себе домой. Какова же столица после Петра? Каменных домов стало больше – и мостовых, фонарей. Сооружают переправы через Неву – дощатый настил на заякоренных судах. Спешат, в светлую июньскую ночь не прекращают работу. Пётр запретил, ему чудилась помеха для судоходства. Но преграду легко расцепить.
