никогда не подумала. Видно, мы не совсем забыты у Бога. Голштинская ворона со мною. Ворона притащат. Вот посмотри, какие они рожи будут корчить. Распоряжайся живее и одевайся скорее!
Сойдя вниз, хозяин застал высокого гостя стоящим у окна в самом грустном настроении, готового расплакаться. Как бы не замечая этого, светлейший начал с обращения к августейшему герцогу чуть не в молительном тоне:
– Ваше высочество! Погубить меня не много пользы будет, по крайней мере для вашего царственного дома… Это была бы большая радость врагам моим и вашим, которые норовят лишить меня власти для того только, чтобы сделать зло вам с вашей супругой, точно так же как всем иностранцам. Свои на меня злы за то, что я немецких людей не выдаю, памятуя, что делал покойный Пётр I. А сломи меня – прежде всего иностранным людям горло перервут и род ваш искоренят…
– Я очень доволен был всегда вашей любезностью, князь, – начал принуждённым голосом герцог. – И теперь ещё прийти в себя не могу, как случилось, что вы говорите, с воровским указом послан был… от нас…
– Конечно, это нам разъяснит граф Бассевич, – самым дружественным тоном ответил светлейший, смотря в окно и видя, что с Макаровым из шлюпки вышел голштинский министр и уже поднимается с пристани ко дворцу светлейшего.
На лице герцога изобразилось ещё большее уныние, и все слова у него как бы истощились.
Через минуту, совершенно спокойный, с Макаровым в дверях галереи показался Бассевич. В то самое мгновение, когда он подходил к князю, отвешивая низкий поклон, из внутренних комнат в полном параде вышла княгиня. Герцог обратился к ней с приветствием, а светлейший мигнул Бассевичу и Макарову, и они незаметно удалились в кабинет хозяина.
Введя графа, Меньшиков с сердцем захлопнул дверь и сурово сказал ему:
– Что, взял?
– Я? Ничего, – спокойно сказал Бассевич. – Хотели взять не мы, а соперники ваши. Головкин воспользовался только посылкою нашего человека.
– А указ кто смастерил?
– Александр Бутурлин.
– Да ему-то что?
– Вероятно, попасть на высоту лакомо.
– И ты правду говоришь, что он?
– Могу доказать.
– Чем?
– Требованием уплаты.
И он вынул из кармана письмецо Александра Борисовича Бутурлина, в котором тот требует 20 тысяч червонцев за то, чтобы доконать захваченного пленника и окончательно скрыть следы его похищения.
Пробежав этот документ, князь подумал с минуту и задал новый вопрос:
– Кто же ответчики и поручители в этой расплате?
– Несколько поручителей денежных на паях, в том числе Толстые, Головкины, Ягужинский…
– А ты, конечно, свят, как праведник?
– Своя рубашка к телу ближе… Когда указ уже в руках, угрозы заставили бы и вас делать то же.
– А ты не подумал, – величественно становясь перед Бассевичем и смотря ему в глаза, надменно сказал князь Меньшиков, – что я способен и указ получить само себе, и посыльщика убрать, и лично явиться с предложением услуг?
– На это остаётся сказать одно: слава Богу!
– Для меня – может быть, для вас – нет! Я ведь могу и так поворотить, что никакие моления не помогут.
– После того, как сказано: наших не трогать – угрозы бесполезны. Без того я бы ничего не сказал. За Бутурлина мы заступаться не будем. Отстранить его вы можете и, наверное, должны. Головкину окоротить крылья тоже не мешает. А с нами просим быть по-прежнему…
– Согласен, но прибавлю два условия: первое – из нашего повиновения ни в чём не выходить! Смотреть за этим будем зорко! Как начнёшь кривить – так и вон! Второе: пусть герцог – для того чтобы отбить у приятелей всякую охоту мутить воду – всем рассказывает, что все надежды и упования он возложил на нас; нужды свои и требования он будет заявлять только через нас – без этого ничего не получит. А государыне пусть герцог прямо выскажет, что он несёт вину за плутовство Бутурлина… Как мы придём вниз, ты его направь, чтобы всё было точно исполнено. Сам видишь, что уловки не помогут.
– Хорошо, будет исполнено, – спокойно ответил Бассевич и направился к двери.
– А ты, Алёша, садись в шлюпку и кати в крепость к коменданту, чтобы сейчас же послал взять Александра Бутурлина.
Через минуту светлейший с Бассевичем совершенно дружески, рука в руку, вошли в галерею. Бассевич тотчас подсел к своему государю, а хозяин с хозяйкой пошли встречать государыню, уже подъезжавшую на шлюпке с обеими дочерьми, внуком и внучкою.
Встреча оказалась очень радушною. Светлейший, подойдя к нижней площадке, помог выйти из шлюпки сперва государыне, потом обеим цесаревнам, затем великому князю и великой княжне. Подхватив на руки великого князя Петра Алексеевича, Меньшиков понёс его на крыльцо, говоря:
– Вот теперь, ваше высочество, сами увидите, каких я вам гостинцев приготовил. – Он прямо провёл его в свою ореховую комнату, где расставлены были у открытых окон механические пушечки с общим приводом, так что, если его тронуть, производился залп из всех пушек разом, деревянными ядрами. Сын светлейшего тотчас подошёл к августейшему гостю и принялся показывать своё уменье обращаться с этими орудиями. Игрушка оказалась вполне по вкусу Петра Алексеевича, и он тотчас же почувствовал себя здесь как дома. И сестра его настолько была занята ласковыми дочерьми светлейшего князя, что детское общество совершенно устранилось от взрослых. Беседа же их, когда её величество вошла в галерею, приняла очень серьёзный тон.
Государыне предстояло выяснить историю с указом. Герцог, приняв на себя вид обиженного, высказал в горьких сетованиях, что Александр Бутурлин с компанией одни виноваты, а его, голштинца, окончательно одурачили, принудив действовать, хотя он не знал хорошенько, что затевается. Герцог три раза начинал одну и ту же рацею и каждый раз заключал свои сетования просьбою:
– Не давайте, мамаша, возможности Александру Бутурлину больше так делать!..
Ответом на это был положительный жест её величества, значение которого для всех было ясно и не могло быть иначе истолковано, как согласием на взыскание с Бутурлина. Время летело незаметно, и вот уже дворецкий доложил, что готов обед. Государыня подала руку светлейшему, а герцог Голштинский – Дарье Михайловне, и все двинулись в столовую. Явился Макаров. Доведя государыню до места и идя к своему, Меньшиков выслушал рапорт кабинет-секретаря и довольно громко сказал:
– Бутурлин взят!
Государыня молвила:
– Надо проучить!
IX НЕОЖИДАННЫЙ ПЕРЕВОРОТ
– Что у вас нового? – спросила баронесса Клементьева свою племянницу, забыв,
