наготове быть.
– Так, так… Ха-ха-ха-ха… ха-ха. Она говорит, она знает. И я слыхал, что отношения графа с княжной, с Щербатовой, уж и так зашли слишком далеко… Свадьбой им спешить надо, чтобы крестины её не обогнали… Ха-ха-ха!.. Нехорошо: Щербатовы – не Зубовы или иные дворяне беспоместные… Фамилия первая… Придётся графу свежеиспечённому ответ держать перед самой, перед матушкой нашею, вдвойне. И за обман перед нею, и за поступки столь низкие с благородной девицей… Мат ему, гордецу, пришёл. Недолго повластвовал. Чванен больно. А забыл, что гордым Господь сам противится… Слыхал: под своего благодетеля, под светлейшего, и то подкапываться уже стал «Кафтан» наш «красный»… Ха-ха-ха!.. На гвоздик его за одно это повесить следует. Благодетелей не помнить. Ты тоже такой будешь, а? Говори!
– Ваше сиятельство!.. Отец родной… Да я разве посмею… Ежели бы не вы… Ваше сиятельство! Господь слышит. Раб ваш по гроб жизни… и всегда… Я, ваше…
– Верю, верю. Будет. Не заклинайся. Грешно. Помни только, как ты передо мною разливался, молил, чтобы я тебе командование тут караульное сдал на лето… У, и плут ты. Не одну выслугу по чинам, иное уж кое-что чуял либо от кого подстроен был? Признавайся? Начистоту!
– Нет, ваше сиятельство, особого ничего… Правда, ваше сиятельство, будучи вхож в дом к Анне Никитишне, там многое слышал и сердцем болел о государыне… Но ясно ничего не думал… и мне не было сказано. Так, совет давался: лучше-де молодому, собой приятному человеку на глазах быть для карьеры… Я принял к сердцу слова… Вот и всё.
– Старая потатчица, Никитишна… Она вперёд знает. На три аршина под землёй видит, что матушки нашей и её нужд касаемо, по сердечной части. Видно, не захотели нового друга из рук у светлейшего принимать. Занятно, как наш «князь тьмы» на сие взглянет, ежели помимо него ты в случай проскочишь, в фавор угодишь? Далече он. А хотелось бы его одноглазую рожу поглядеть, как сведает, что иными ты поставлен, не его милостью… Ха-ха-ха… Это тоже не забывай. Потёмкин другом тебе не станет, раз ты не из его кармана выскочил. Так ты старых друзей держись. Словам твоим и ничьим я давно не верю. А вот как будешь помнить, что кроме Бога и меня, старика, нет у тебя опоры и помощи на высокой, да скользкой горе, куда мы тебе добраться помогаем… Тогда авось и благодарности не забудешь?.. Ха-ха-ха… кх… кх… кх… Совсем я разбился со здоровьишком со своим… Ты помни ещё и то, отец твой и тот у меня счастье и подмогу нашёл. Он, правда, честно правит деревнишками своими. Да, поди, и себя не забывает. Скупенек старик, правду сказать надо. Да скупость не глупость. Денежка рубль бережёт, всем ведомо… А без них охо-хо-хо как плохо жить на свете, хоть и в чинах и в орденах… Помни: деньги береги… Не мотай их… особливо в первую пору… Щедра тогда наша матушка. Сыплет золотом и домами, и крестьянишек не жалеет. А ты лови на лету… да угождай… Да своих не забывай. Понял? Молод ты ещё, не больно умён, как слышно… Да авось эту науку поймёшь… А?
– Пойму, ваше сиятельство… А чего не пойму, позвольте уж вас беспокоить, как отца родного, как ангела-хранителя… Уж, ваше сиятельство, вся на вас надежда. В ноги вам кланяюсь: помогите, не оставьте…
Прельщённый картиной золотого дождя, которую сразу и ярко нарисовал старый хитрец, Зубов действительно упал в ноги старику князю.
– Ну, ну, ладно… Вставай… Нет у меня сил подымать тебя… Ишь, невелик ты, а грузен. Плотный какой, словно ядрышко… Встань… не бабься. К чему слёзы? Радость тебе предстоит, не слёзы. Я уж вижу. Коли Никитишна так за тебя взялася, неспроста оно. Либо «сама» ещё раней заприметила твоё благородие… Либо Никитишна полагает, что ты на новом месте на своём ей тоже не без выгоды окажешься. Любит она денежки, подарки всякие, супирчики- сувенирчики, понимаешь?
– Понимаю, ваше сиятельство. Я сказывал, если Бог удачу пошлёт, последнее, мол, тому отдам, кто поможет мне… Много раз ей сказывал…
– Так, так, братец. Тебя и учить мало надобно… Гляди, скоро из рук этой старой медиаторши[103] и к ногам второй «амики»,[104] к Степановне, к Протасовой, попадёшь. С той как быть, слыхал ли? Знаешь ли?..
– Толкуют много. Да как бы промаха не сделать? Научите, ваше сиятельство!
– Да, тут надо без промаха… Ха-ха-ха-ха… Тут промахов не полагается… Прямо в цель попадай… Коли уж до того дело дойдёт, слушай, какой церемониал тут полагается… Заглянет к тебе, словно ненароком, Роджерсон либо иной лекарь, государыни доверенный… Про здоровье станет распытывать. Ты ему говори… Сам ещё попроси: мол, поглядите, посоветуйте, не надо ли чего. Да, на вид – ты богатырь у меня? Не болеешь?
– Нет, ваше сиятельство, храни Господь! Лихорадки бывали там, простуды. А чтобы что… Помилуй Бог!
– Вот он и поглядит… Ты его тоже обласкай, как можешь. Эти лекаря всегда в пригоду… А там и к Протасихе на вечерок тебя пригласят. Тут уж ты не бабься. Гвардию не осрами. Она – баба бывалая. Ворона пуганая. Ничего не испугается, верь мне, Платоша. Я тебя уж так по старому знакомству зову, а?
– Счастлив, ваше сиятельство… Сыном родным считайте… На всю жизнь… Так, стало, робеть не надо?
– Помилуй Бог! Да она и сама с тобой церемониться не станет. Живо карты на стол выложит. Ты ей товар лицом покажи. Поддержи конную гвардию, не скиксуй.[105] А она тебя всяким обхождениям научит, какие приятны дамам высокого света и зрелого возраста… У-у, прожжённая бестия… Неспроста её «испытательницей» называют… Так и ты, гляди… Не осрамись. Donnez des epreuves, que vous pouvez satisfaire un appetit aussi enorme, qu'il est possible, mon cher.[106] Мол, сумеешь на всякий вкус угодить, понял?
– Постараюсь, ваше сиятельство… Да одно мне сумнительно. Всем известно, какой случай был с Корсаковым… Заметила государыня, что сей фаворит с графиней Брюс очень уж смело поступил, и тотчас лишила его места. Вот теперь и думается: хорошо, если Анна Никитишна без всякого умысла поступает… А если я только к тому ведён, чтобы в графе ревность поднять, его снова к месту по всей форме вернуть?.. И такая моя смелость в покоях у Протасовой, куда и государыня ежеминутно вхожа, не погубит ли меня?.. Простите, ваше
