Фалькенер пригрозил Пруссией.
– Эге-ге, – заметил Безбородко, – Фридрих Великий попробовал, так ведь его в бозе почивший император Пётр Третий спас, а то, быть может, теперь и не было бы Прусского государства.
Английский посол попробовал попугать прекращением торговли.
Канцлер удивился ещё больше, даже рот раскрыл:
– Так и прекращайте, ведь это вы у нас покупаете. А нам ничего не нужно. У нас всё своё есть. Ваши же купцы и пострадают.
Англичанину стало казаться, что канцлер существо обтекаемое, уцепиться за него ни с какой стороны было невозможно.
Он предъявил свои полномочия, был принят Екатериной в качестве чрезвычайного посла и начал переговоры. Они закончились нотой Англии и Пруссии султану, где признавалась умеренность русских требований в отношении Турции. Эти державы соглашались убедить Турцию в необходимости уступить Очаков. Буде же она не пойдёт на это, давали России право предъявить ей любые требования.
Не успел Фалькенер уехать из Петербурга, как русские войска под командованием князя Репнина разбили восьмидесятитысячную армию великого визиря при Мачине, взяли его лагерь и сорок пушек.
22
АДМИРАЛ УШАКОВ
Но молодой султан Селим Третий всё ещё не терял надежды на победоносное окончание войны. Для этого он пополнил Дунайскую армию. Но главной своей задачей султан ставил уничтожение русского Черноморского флота и высадку десанта в Крыму и в Анапе, ещё находившейся в руках турок.
Турецкие корабли несколько столетий господствовали в Чёрном море, и недаром его называли «турецким озером». Многие суда, выстроенные под наблюдением англичан и французов, были значительно быстроходнее и лучше вооружены, чем корабли молодого, наспех построенного Черноморского флота. Огромное число кораблей разного типа находилось у турок в Средиземном море, в так называемых африканских владениях – Алжире, Египте, Триполи, Тунисе. Все они могли быть объединены в огромную эскадру и направлены в Чёрное море. Одного не было у султана: адмирала, которого он мог бы противопоставить «Ушак-паше» – флотоводцу Ушакову, одно имя которого вызывало у турок страх.
Фёдор Фёдорович Ушаков весьма походил на Суворова, у них было много общего в судьбе, характере и взглядах. Он родился в деревне отца – мелкопоместного дворянина Ярославской губернии – и детство провёл с деревенскими детьми, его дядькой-наставником был отставной петровский моряк-канонир Ефим.
В шестнадцать лет широкоплечий, крепкий, чрезвычайно выносливый, ловкий и в то же время крайне застенчивый и вспыльчивый, юноша был доставлен в Петербург и сдан в Морской кадетский корпус. Это было учебное заведение, целиком сохранившее петровские традиции. Наряду с специальными и общеобразовательными предметами в корпусе больше всего уделялось внимание «ученью пушками, памятуя, что вся оборона на артиллерии зависит». От воспитанников требовалось абсолютное бесстрашие: «не стрелять по неприятелю прежде надлежащей дистанции – на пистолетный выстрел». Под страхом «потеряния живота и отнятия чина с отдачей на галеры» требовалось «не стрелять из пушек по неприятелю, ежели они столь близко придут, чтоб можно было абордажом вред чинить». Воспитанники корпуса обязаны были ежегодно плавать матросами на практической эскадре. Ушаков учился упорно, много читал и в 1766 году после пятилетнего обучения одним из первых окончил корпус, получив чин мичмана. Он плавал в Балтийском море, потом был переведён в Азовскую флотилию и участвовал в первой турецкой войне 1768–1774 годов, затем снова был возвращён в Балтийский флот. Ушаков командовал императорской яхтой «Штандарт», руководил строительством новых кораблей, проводил опыт плавания судов с металлической обшивкой вместо деревянной, которая требовала постоянной очистки и утяжеляла корабли. После семи с лишним лет службы в Балтийском море, уже в качестве капитана второго ранга, он был опять направлен в Черноморский флот.
К этому времени Ушаков выработал те новые принципы флотоводческого искусства, которые сделали русский флот под его водительством непобедимым. Как и Суворов, он не проиграл за всю свою жизнь ни одного сражения; прослужив во флоте сорок четыре года, Ушаков провёл на море сорок кампаний.
Как и Суворов, адмирал обладал многими странностями в характере: был застенчив, вспыльчив, крайне прост в своём обиходе и избегал женщин. В те времена во флоте существовало непререкаемое правило, по которому матросу запрещалось мыслить и во всех случаях он обязан был молчать. В приказе по Черноморскому флоту контр-адмирала Мордвинова говорилось: «Голос принадлежит только офицеру, дудка унтер-офицерам, а матросам ничего не должно иметь как руки. Матрос не должен осмеливаться сказывать, что должно делать, если какая верёвка не отдана, то должен офицер приказать, и когда что упущено, то он виноват. Пусть ломается и рвётся – матрос должен молчать. Сие правило, – заключает Мордвинов, – столь свято утверждено всеми благоучреждёнными войсками, что ничего так строго не наказывается, как несоблюдение оного».
Ушаков, подобно Суворову, считал, что «матрос должен понимать свой манёвр, и чем более о нём печётся офицер, тем лучший из него будет воин». Он постоянно заботился о быте матросов, строжайше следил за их питанием и здоровьем, для чего изучил медицину. Во время чумы в Черноморском флоте матросы экипажей Ушакова не пострадали от эпидемии.
Ушаков не любил парадов и всякой внешней красивости во флоте, но основой воспитания моряков считал боевую практику и «тщательное обучение всем эволюциям». Суворовский принцип «тяжело в учении – легко в бою» был и его принципом. Наконец, он совершенно отвергал старую линейную тактику и признавал только активные и наступательные действия. Обычно во всех сражениях он нападал на флагманский корабль противника, ломал весь строй вражеских кораблей и уничтожал их поодиночке.
Когда Потёмкин убедился в бездарности и трусости командующего Черноморским флотом
