дорогой ценой.
Так произошло и в Елене. Ни генерал Домбровский, ни его штаб не верили в возможность наступления турок на их направлении. Они даже не помышляли, что Сулейман- паша уже разработал план удара в стыке восточного фронта и Южной группы Радецкого, а остриё турецкой стрелы пройдёт через Елену.
Даже сосредоточение турецких войск, о котором доносила конная разведка драгун, оставили без внимания.
Наступление началось ночью. В несколько раз превосходящие силы османов смяли аванпосты драгун и лавой накатились на русские траншеи. С двух сторон турки ворвались в город, кололи и резали сонных солдат.
Дьячков спал и видел сон, будто Поликарп Саушкин на покосе, рубаха белая, потом взялась. Вжикает литовка, сочная трава под косой зеленью брызжет, ложится рядками ровными. Идёт Поликарп в траве по пояс, помахивает литовкой. Увидел Дьячкова, обрадовался:
– Становись, Василий, со мной в ряд, веселей будет.
А Дьячков ему в ответ:
– Нам Шипку велено оборонять.
– Кем?
– Тобой, Поликарп! Аль забыл, когда тебя жандарм уводил?..
Подхватился Дьячков, кругом стрельба, крики. За ружьё – и на улицу. Увидел толпу солдат и полковника Клевезеля. Собрав сотни две стрелков, тот командовал:
– В каре, ребята! Пробиваться штыками!
Турки лезли на них силой несметной. Медленно отходили орловцы, отбивая наскоки османов. Вот уже и последние дома позади. Сулейман-паша послал два табора перекрыть путь отступающим.
Дьячков бился в первой шеренге. Исчезли страх и растерянность. Сначала мелькнула мысль: как такое случилось?
Смерть свою Василий принял достойно. Она пришла к нему, когда прорывались через турецкий заслон и расчищали дорогу уцелевшим в резне севцам, брянцам и спешенным драгунам…
Под утро к Елене подступили полки нарвских и ахтырских гусар, полк казаков. Конной атакой выбили турок из города, остановили наступление Сулейман-паши.
По поводу зимнего штурма Балкан в Главной императорской квартире устроили приём. На банкет званы были командующий Рущукским отрядом цесаревич-наследник, главнокомандующий великий князь Николай Николаевич, военный министр, генерал Обручев, министр иностранных дел князь Горчаков с советником Жомини, румынский князь Карл с генералами, генералы свиты его императорского величества, иностранные наблюдатели и корреспонденты иностранных газет, прикомандированные к Дунайской армии.
Императора шумно поздравляли с успешным переходом российской армии через Балканы. Александр II выслушивал речи с удовольствием, благосклонно посматривал на гостей.
Сидевший между военным министром и Обручевым цесаревич-наследник, будущий император Александр III, горько усмехаясь, жаловался на свою военную долю:
– Так я и провоюю у Рущука. Ни я Мехмет-Али не задираю, ни он меня. Впору на стопочку друг к другу хаживать.
Обручев успокоил:
– Ваше высочество, если Рущукский отряд не принимал непосредственно боевых действий в этой кампании, то он сделал своё. Представьте: если бы не вы, Мехмет-Али-паша, смяв генерала Радецкого, прошёлся бы по тылам Дунайской армии вплоть до Плевны. Имели бы мы сегодняшние победы?
– Конечно, – согласился цесаревич, – но кто в будущем вспомнит об этом? История сохранит имена Гурко и тех генералов, кои штурмовали Балканы. Знаете, встретил я однажды художника Верещагина. Накануне он побывал под Плевной и отправлялся на Шипку. Так вот, Верещагин и говорит: буду писать картины русско-турецкой войны и намерен отобразить гибель гвардейцев у Горного Дубняка. А на Шипке, продолжает, сделаю наброски к будущим картинам обороны перевала и подвигам генерала Скобелева… Как видите, Верещагин не пишет рущукский бивак…
– Не огорчайтесь, ваше высочество, все российские солдаты кисти достойны. И холсты Верещагина делают честь художнику, – сказал Милютин.
– Я поклонник картин этого баталиста, – заметил Обручев. – Хотя выставка его туркестанского цикла в Пруссии запрещена.
– Да-с, ужасы войны весьма обнажены, – кивнул цесаревич.
Британский военный представитель, примостившийся за дальним столом, выпив немалую порцию анисовой водки, повеселел. Склонившись к военному представителю Австрии, он сказал довольно громко:
– Знаете, во сколько жизней обошлась России Шипка? Десять тысяч солдат и болгарских ополченцев убиты и умерли от морозов!
Англичанин посмотрел на австрийца, будто желая убедиться, какое впечатление произвели на того цифры русских потерь. Повременив, сказал:
– Когда я, узнав кое-что о русских планах зимнего перехода Балкан, уведомил своё военное министерство, эти ослы не нашли ничего лучшего, как переправить мою телеграмму лорду Биконсфилду с припиской: «Полковник Уэллеслей, очевидно, не соображает, о чём говорит. Балканы никогда не были и не могут быть перейдены зимой».
– Не обращайте на это внимания, полковник, – отмахнулся австрийский представитель. – Моё правительство так же богато дураками, не верившими в русскую авантюру. А о Бисмарке говорят, будто он, свернув карту Балкан, заявил: «До весны она мне не пригодится».
– Балканы действительно неприступны зимой, но только не для русской армии. Вспомните беспримерный переход чудо-богатырей генералиссимуса Суворова через Альпы!.. – заметил корреспондент какой-то французской газеты.
Далеко за полночь, когда гости разошлись, Александр задержал Горчакова:
– Князь, что вы скажете о нашем броске через Балканы? Учтите, мы начинаем переход Центральных Балкан. Ваши суждения как дипломата?
– Ваше величество, – Горчаков склонился в полупоклоне, – когда солдат русский встанет на берегах Босфора и оркестр сыграет гимн вашего императорского величества, я дам европейским министрам званый обед. Вкушая оный, их лики будут морщиться, как от яблок- кислиц.
Царь весело рассмеялся.
– Ну а всё-таки?
Канцлер хитро прищурился.
– Всё-таки, ваше величество, столь стремительный рывок российского войска и выход в Забалканье похоронили всякие надежды Абдул-Хамида на европейскую поддержку, и он станет искать мира.
– Я полагаю, вы не носите в кармане вашего дипломатического мундира условий мира. Но мы их продиктуем уже с берегов Невы. Я решил этими днями возвратиться в Петербург. Теперь, князь, война закончится и без нас.
