Романовы мрачно переглядывались, но никто не произнёс ни слова. Досужие дворцовые лакеи давно уже предали огласке всё, что произошло накануне. Знал об этом не понаслышке и наследник.
Ровно через месяц после кончины Марии Александровны император как-то, приобняв княжну Долгорукую, спокойно произнёс:
– Я гешил в воскгесенье шестого июля, когда кончится Петговский пост, обвенчаться с тобой пегед Богом…
Даже самые приближённые и преданные ему лица – граф Адлерберг и генерал Рылеев – узнали об этом только за три дня до венчания, а придворный священник отец Никольский был извещён лишь в последний момент.
Когда Александр II объявил о своём решении графу Адлербергу, тот изменился в лице.
– Что с тобой, голубчик? – осведомился император.
– То, о чём вы мне сообщили, ваше величество, чрезвычайно серьёзно. Нельзя ли было бы несколько отсрочить? – сконфуженно пробормотал министр двора.
– Нет, Александг Владимигович! Нельзя! – резко возразил император. – Я жду уже четыгнадцать лет. Четыгнадцать лет тому назад я дал слово! Я не буду ждать долее ни одного дня! Я обязан сделать это, тем более что у меня от княжны есть дети…
Он помолчал и уже тихо и грустно добавил:
– Надо тогопиться… Кто может погучиться, что меня не убьют даже сегодня…
Адлерберг набрался храбрости:
– Сообщили ли вы, ваше величество, об этом решении его императорскому высочеству наследнику-цесаревичу?
– Нет. Да он и в отъезде. Я скажу ему, когда он вегнётся, недели чегез две. Это не так спешно…
– Ваше величество, – взмолился Адлерберг, – он будет очень обижен этим… прошу вас, подождите его возвращения…
– Нет, дгуг мой, – сухо отпарировал император. – Я госудагь и единственный судия своим поступкам.
Само венчание происходило тайно – император, словно тать, прятался от всех. Даже генерал Ребиндер, комендант царской квартиры, благодаря своему статусу имевший право входить во все покои, пребывал в полнейшем неведении.
В маленькой комнатке Царскосельского дворца, выходящей окнами во двор, без мебели, был установлен походный алтарь – простой стол с двумя свечами, крестом, Евангелием и обручальными кольцами. Роль шаферов исполняли генерал-адъютант граф Баранов и Рылеев – они держали венцы. За ними стояли лейб-фрейлина Шувалова и граф Адлерберг.
В тишине протоиерей трижды повторил торжественные слова венчания:
– Обручается раб Божий император Александр Николаевич с рабой Божией Екатериной Михайловной…
В тот же вечер царь подписал следующий документ:
«УКАЗ ПРАВИТЕЛЬСТВУЮЩЕМУ СЕНАТУ.
Вторично вступив в законный брак с княжной Екатериной Михайловной Долгорукой, Мы приказываем присвоить ей имя княгини Юрьевской с титулом светлейшей. Мы приказываем присвоить то же имя с тем же титулом Нашим детям: сыну нашему Георгию, дочерям Ольге и Екатерине, а также тем, которые могут родиться впоследствии. Мы жалуем их всеми правами, принадлежащими законным детям сообразно ст.14 Основных законов Империи и ст. 147 учреждения императорской фамилии.
Фамилию светлейшей княгини и своей второй жены придумал сам царь: он обратился к имени её предка князя Юрия Долгорукого, основателя Москвы. Эта новость передавалась, обрастая самыми невероятными подробностями, из одного великосветского салона в другой и, нарастая словно девятый вал, достигла Аничкова дворца и цесаревны Марии Фёдоровны. Сановные сплетники распространяли фантастические слухи об исторической вражде между Романовыми и Долгорукими. Они вспомнили легенду: будто какой-то старец двести лет тому назад предсказал преждевременную смерть тому из Романовых, который женится на Долгорукой. В подтверждение этой легенды сплетники ссылались на трагическую кончину на пятнадцатом году жизни Петра II. Разве он не погиб в день, назначенный для его бракосочетания с роковой княжной Долгоруковой? И разве не было странным, что лучшие доктора не смогли спасти жизнь единственному внуку Петра Великого?!
Об этом рассказывала Марии Фёдоровне графиня Воронцова, статс-дама покойной императрицы Марии Александровны.
– Моё положение столь неловко и я так обескуражена, что, кажется, ненавижу княгиню Юрьевскую! – с жаром отвечала цесаревна. – Я никогда не признаю эту авантюристку. Она достойна лишь презрения!..
Графиня Воронцова изумилась:
– Вы так откровенно и так горячо высказываете ваше неудовольствие, что это даёт мне право думать, что вы не делаете из этого секрета.
– Да, – отвечала цесаревна. – Можете кому хотите об этом рассказывать!..
…Парадный обед в честь супруги русского императора между тем продолжался. После десерта гувернантка ввела её детей – Ольгу, Екатерину и Георгия.
– А вот и мой Гога! – гордо воскликнул Александр II. Он высоко поднял крепкого розовощёкого мальчугана и посадил себе на плечо. – Ну, скажи нам, Гога, как тебя зовут?
– Меня зовут князь Георгий Александрович Юрьевский, – заученно громким голосом объявил Гога и принялся теребить ручонками седые бакенбарды отца.
– Очень пгиятно познакомиться, князь Югьевский! – с улыбкой говорил государь. – А не желаете ли вы, молодой человек, сделаться великим князем?
– Саша! Бога ради, оставь, – тихо сказала Екатерина Михайловна, но в немой тишине её слова расслышали все.
Цесаревич невольно сжал свои огромные кулачищи. Он ненавидел сплетни и пересуды, однако помимо своей воли был вынужден слышать их. Дворцовые лакеи, от которых не существовало секретов, рассказывали гвардейским офицерам – безразлично, желали они внимать им или нет, – скандальную придворную хронику. А знали они решительно всё, что происходило в царских и великокняжеских покоях. То была их среда, и во дворцах говорили обо всём более откровенно, чем в петербургских салонах.
Назначенный на пост министра внутренних дел с неограниченными полномочиями, Лорис-Меликов сделался послушным орудием в руках княгини Юрьевской. Хитрый армянин, которого горячо поддерживала Екатерина Михайловна в его либеральных начинаниях, беззастенчиво льстил ей в глаза и во всём хвалил государю. Он вкрадчиво доказывал Александру II, насколько удобны предлагаемые им реформы, чтобы узаконить в глазах народа преображение морганатической супруги в сан императрицы.
– Было бы величайшим счастьем для России, – убеждал он императора, – иметь, как встарь, русскую по крови государыню. Вот ведь и царь Михаил Фёдорович, первый Романов, был женат на Долгорукой…
