за такие качества! Что же до младших детей – Георгия и Евгения, то они скорее всего были отпрысками красавца Строганова, за которого, сразу после кончины супруга, вышла Мария Николаевна. Впрочем, сам Евгений признавался своей жене в том, будто он сын актёра Бюссана…
Не терпел император и морганатические браки.
Николай Лейхтенбергский был женат на дочери почётного опекуна Акинфова, а Евгений – на Скобелевой, сестре знаменитого генерала и фантастической красавице. Но Николай хотя бы соблюдал порядочность по отношению к своей семье. Евгений же был крайне легкомыслен, да и жена его вела себя, мягко говоря, не очень достойно. До Александра Александровича доходили слухи, что его брат Алексей пользовался её особенным расположением. Добро ещё, император не знал подробностей, о которых шушукались в гостиных. Ревновавший жену принц Евгений заплатил актрисе Мокур семьдесят тысяч целковых. И за что? Только за то, что она помогла ему застукать любовников, так сказать, на месте преступления. Между герцогом и великим князем произошла не дуэль, но вполне пошлая драка. Однако потом они помирились, даже сделались друзьями, и жена Евгения, говорят, была между ними поделена.
Эта герцогиня Лейхтенбергская отличалась не только своими амурными похождениями. Камердинер императора за утренним туалетом поведал государю, что его навестил слуга принца Евгения и рассказал, как живёт красавица герцогиня. Несмотря на то что она недавно перенесла в Париже вторую операцию рака, а может быть, как раз поэтому, но чудит она не переставая. Встаёт в одиннадцать вечера, до девяти утра не спит, а день дрыхнет, превратив его в ночь. У неё восемь собак. Ночью она приказывает из дюжины кур вынуть печёнки, зажарить их в сливочном масле и подать собакам. Собаки за сутки истребляют три сотни бисквитов, жрут куриные котлеты и вообще имеют самое изысканное меню. А дети – сын и дочь – едят на третий день то, что собаки не съели!
Ничего не скажешь, хороша семейка!
Георгий Лейхтенбергский, взяв в супруги дочь черногорского князя Николая, продолжал жить со своей любовницей-француженкой.
Однажды, разговаривая с русским консулом во Франции, император спросил:
– А что, много ли в Биаррице русских?
Консул ответил:
– Да, ваше величество. Русских на курорте довольно много. И в том числе принц Георгий Лейхтенбергский.
Александр III, никогда не церемонившийся в выражениях, возмутился:
– Что же, принц моет своё поганое тело в волнах океана?
Консул растерялся и молча поклонился государю.
Когда Николай Лейхтенбергский, проживавший в Мариинском дворце, скончался, его братья, Евгений и Георгий, заявили претензию на наследство. Наследство из драгоценных камней, главным образом бриллиантов, досталось Николаю от его матери – великой княгини Марии Николаевны, сестры Александра II, и формально могло перейти к Георгию, женатому на черногорской княжне. Однако император выбрал наименьшее зло. Хотя Николай Лейхтенбергский и был женат на дочери чиновника, занимавшегося попечительством о вдовах и сиротах и призрением несчастнорождённых, он пользовался благосклонностью Александра III за безукоризненное поведение в семье. Поэтому государь прежде всего уважил волю покойного, некогда испрашивавшего дать его детям титул высочества и признать их принцами Лейхтенбергскими, а затем предложил, чтобы наследство осталось потомкам принца Николая.
Можно сказать, что Александр III собственное отношение к семье, к жене и детям желал сделать нравственной нормой для остальных членов Дома Романовых. Среди братьев он выделял и любил Владимира, который в молодости был большой кутила и даже распутник, но с годами образумился и из него выработался добрый и благородный человек. Хотя бурные кутежи и романы не прошли даром, расстроив здоровье великого князя. Но разве можно оправдать этим распутство его жены Марии Павловны, Михень?
В течение нескольких лет она сожительствовала с полковником кавалергардского полка Николаевым, который был не то сыном Николая Николаевича старшего, не то сыном самого покойного государя. Потом она вцепилась, словно кошка, в Николая Николаевича младшего, которому была противна. В обществе судачили, что-де великий князь Владимир уже не может быть мужем, а Мария Павловна очень страстная натура. Да только ли дело в Николаеве или Николае Николаевиче младшем! Как сказал бы известный Лермонтов, «все побывали тут»! Минни, как и сам государь, не могла её терпеть.
Императору передали рассказ полковника Каульбарса, начальника штаба 1-го гвардейского корпуса, которым командовал Владимир. Как-то полковник был приглашён в Царское Село на завтрак к великому князю. Входя в приёмную залу, Каульбарс увидел Бобби Шувалова, которого великий князь очень дружески встретил, а затем увлёк к жене. Завтрак запоздал на целых двадцать минут. Когда великий князь с женою и граф Шувалов с супругой – та находилась у Марии Павловны – вышли, все они, кроме Владимира Александровича, были страшно красны. Во время завтрака внимание хозяев сосредоточилось только на чете Шуваловых. Всё это показалось Каульбарсу странным, и он не удержался от вопроса после завтрака:
– Monseigeneur, mainteant je ne comprends riends [162].
На это великий князь ответил:
– Il y beaucoup de choses, que vous ne pourrez comprends rien[163].
Можно себе представить, чем они там занимались!
Удивительно ли, что Владимир Александрович страдает рожей лица – весьма прилипчивой болезнью. Он получил её от Марии Павловны. А она от кого?..
И вот Мария Павловна и Александра Георгиевна перед строгими очами императора.
Про дочь короля Георга государь не раз слышал, что она несчастна с его братом Павлом. Павел тайно и безответно влюблён в жену Сергея Александровича, Елизавету Фёдоровну, которая являет всем подлинный урок морали.
Однако Александра Георгиевна замечает эту любовь.
Но нужно ли, чтобы общество знало об этом? Нет, не нужно! У Александра Александровича на столе лежит номер «Русского архива»[164] со статьёй «Повествования и рассказы о перевороте в России в 1762 году», на которой он собственноручно начертал: «Какой цензор пропустил?»
Когда же ему сказали, что ещё раньше очерк был помещён в «Воронцовском архиве»[165] и печатать его дозволил бывший министр внутренних дел граф Игнатьев, царь сказал:
– В последнее время слишком откровенно пишут исторические журналы. Они затрагивают события и лица в записках и дневниках, ещё недавно занимавших общественное положение. И не только умерших, но даже живущих людей. И разоблачают их домашнюю, интимную жизнь, что вовсе не желательно.
Впрочем, что будет написано потомками о нынешнем царствовании?..
Государь снова вернулся мыслью к очередному уроку нравственного внушения, который он преподал двум невесткам, и, отпуская Марию Павловну и Александру Георгиевну, сказал на прощание:
– В следующий раз я отправлю вас на бал к брандмайору!..
