Стояла она с трудом. Ноги подгибались, все тело ныло и дрожало.
— Умойся, — сказал Андрэ и повел ее с ступенькам вниз. — Где ты так извозилась, Марго?
— Не помню, — механически ответила та, и это была правда.
Она сильно мучалась об этих провалах в памяти. И остальное замечала плохо. Она была уверенна, что заболела от употребления травы. Многие курят ее всю жизнь — и ничего, а она вот…
Внизу, у воды, они остановились. Андрэ закурил. И ветер красиво относил сизый ароматный дым и играл черными локонами репортера. Бретон пристально смотрел Коше прямо в лицо, обжигая равнодушием и холодом — так смотрят на простых граждан большие начальники и менты, и она опустила глаза и стала рассматривать руки. В чем же она испачкалась? В голове по-прежнему была пугающая пустота.
Клубника… Неужели так и не отмыла руки? Да нет… Стояла же около раковины. Это кровь… Что-то с кровью… Что-то связанное с кровью…Что это за салфетка?
— Ты все еще не избавилась от нее? Правильно! — сказал Андрэ и, забрав из рук Коши почерневшую бумажку, чиркнул зажигалкой. Огромный ослепительный мотылек заполыхал и канул в мутных волнах Сены.
— Как странно-то! — воскликнула Марго. — Почему же я ничего не помню?
— Совсем ничего?
— Совсем…
Марго снова покрутила руками, стараясь рассмотреть их в свете выскользнувшей из-за туч Луны.
— Может быть ты пила что-то сладкое? Вспомни!
— Не знаю… — вздохнула Марго. — Я не помню, как оказалась в туалете.
— В туалете?
— Ну да, — задумалась Марго. — Я уверенна, что была в туалете. Но почему-то не помню, ни как я туда попала, ни как я оттуда… Как я оказалась в машине?
Марго посмотрела в глаза Андрэ, ища сочуствия, но наткнулась в них на жестокий холод. И ей показалось, что она куда-то падает.
— Я упала, — сказала Марго уверенно, потрогала губу и добавила. — Ну да, конечно! Я упала и ударилась лицом об пол! И разбила губу. Ужасно! Что скажет Аурелия? О!
Коше стало до того стыдно, что она плюхнулась на коленки и долго полоскала пальцы в ледяных зимних волнах. Даже в темноте они были мутными, как в неприятном сне, когда идешь по берегу бурной реки, а глинистый склон прямо под ногами проседает и падает в желтые больные водовороты.
Каменная лестница напоминала питерские лестницы. А Сена — нет. Нева была темной и истеричной. Она все время не знала чего она хочет — то ли к морю, то ли от моря. По Неве все время пробегали звуковые волны и волны, поднимаемые ветром, и волны отраженные от берегов… В некоторых местах все эти волны так спутывались, что образовывали звездчатые вечные вихри. (Глядя на Неву можно было понять, как устроен мир. Мир состоял из вихрей света. Все эти протоны, нейтроны и прочие кварки — это всего лишь сгустки разнонаправленных волн, похожие на макушки русалок, на бесплотных осьминогов, плоть которых есть форма волн.) Сена неслась торопливо. Сена неслась вперед, как и вся европейская цивилизация.
Отмыв руки, Марго смиренно подумала, что теперь у нее нет никаких шансов на Андрэ — такие не для нее. Ну и плевать — зато больше не надо никого из себя корчить.
Напоследок она плеснула водой в лицо, сознание на миг прояснилось. Марго вытерла лицо подолом футболки, оголив голодное пузо, и оглянулась. Черный силуэт Андрэ выдыхал маленькие облака, и они уплывали по течению ветра. Точеный профиль репортера сиял лунным светом на фоне темного неба. Увидев, что Марго закончила умывание, Андрэ Бретон стал подниматься по лестнице.
— Я ужасно устала, — сказала Марго, ступив на верхнюю ступеньку.
— На. Пыхни! — сказал Андрэ, протягивая косяк.
— Не хочу! — сказала Марго и, противореча себе, вдохнула белый дым из руки Андрэ и выдохнула в налетевший порыв ветра остатки сознания.
Поток пространства накатывал сияющими волнами и стало видно — Земля несется в космосе, преодолевая давление невидимого света. Давление иных, не ставших видимыми миров. Невидимых, потому что их скорость так велика, что свету нашего мира их не догнать.
— Синяя Луна, — сказала Марго, увидев ее на другом конце неба (напротив белой). — Я уже видела такую…
И первый раз после побега Марго попыталась вызвать из небытия образ своего преследователя (или своей жертвы) — бритоголового мужчину удивительно похожего на портрет древнего египтянина, что висит у Аурелии в конце коридора. Затаив дыхание, боясь подкатывающего страха, Марго вызвала из Пустоты выпуклый бугристый лоб профессора, губы, глаза… Зрачки его вспыхнули и полоснули опять холодным лучом. Марго вздрогнула и сильнее вцепилась в плечо Андрэ. И холодные губы Андрэ обожгли ее шею.
Все дело в скорости. Как вода, которая не перешла точку нуля является еще льдом — так же пространоство таит в себе бесконечные тонны массы, которая еще ничего не весит на земных весах, потому что ее вихри (электроны, протоны и прочие кварки) еще не набрали нужной скорости или уже перекочевали за нее. И они невидимы и неосязаемы для вас, людей. Потому что ваша реальность — это скорость света, вашего света. Как поверхность воды. Вы — только блики на поверхности воды. А то, что глубже, и то, что выше, для вас не существует. Точнее медленнее и быстрее. Да, собственно, масса — это и есть инерция, а еще точнее скорость. Масса — это скорость. И больше ничего. А сущее (не вещество, и не поле, заметь, просто сущее) — это только числа — ритм… 12345… Вышел зайчик погулять… Сама великая Пустота превращается в Сущее…
Чей голос это был? Его или ее самой? Марго вскрикнула и замотала головой.
«…Льдяный лик, поцелуи влажные, как снег… Пол колышется, словно челн в бурном море…» Химера на крыше Нотр-Дам улыбнулась. Хлопнула дверца машины, и Марго отпрянула от Андрэ.
— Что с тобой, кролик? — отодвинул от нее свое лицо Андрэ. И Коше вдруг показалось, что он удивительно похож на профессора. Или сквозь лицо Андрэ проступило лицо знакомое по Питеру?
— Нет! Не надо! — вскрикнула опять Марго и, оттолкнув репортера, побежала вдоль набережной.
— Эй! Куда она? — недовольно крикнул Поль у нее за спиной.
Белая луна впереди, синяя луна сзади. Белая Луна на этом свете, а синяя — на том. Марго тоже преодолела границу световой скорости. Точнее ее сознание. Оно оказалось за гранью измерительных приборов. Поэтому Марго совершенно не соображала, куда бежит и зачем. Но она бежала. Бежала-бежал-бежала-бежала…
Стук пластика. Сквозняк.
Губа наощупь — о, какой ужас! Марго застонала и с опаской приоткрыла глаза — холодный дневной свет сквозь решетки жалюзи. Понадобилось минут пятнадцать, чтобы понять, где она и что она. Ладони саднили. Болели передние зубы. Она толкнула их сухим шершавым языком — кажется целы. Ломило затылок. Сильно, до зеленых искр в глазах. Нет, никакого похмелья — голова ясная, будто после промывки, будто кто-то вынул мозги и прополоскал их в физрасстворе.
