бы и половина устроила… ну да ладно. Живите себе с Богом.
– С Японским? – уточнил один из уцелевших.
– А то с каким же? – вопросом на вопрос ответил Японский Городовой, исключительно строго.
– Минуточку! – вмешался Редингот. – Вообще-то у меня другие планы. И жить я здесь не собирался.
– Тем более что тут и негде, Японский Бог! – цинично заметил Японский Городовой, окидывая взором руины. И непоследовательно расхохотался.
– Я не очень понимаю причины Вашего циничного замечания и непоследовательного хохота, – честно признался Редингот.
Едва справившись с чуть не задушившим его новым приступом веселости, Японский Городовой смиренно объяснился:
– Мы, японцы, действительно странный народ. Нас трудно понять. Это потому, что на наших красивых лицах никогда не задерживается ничего лишнего. А кроме того, мы же очень хорошо воспитаны, Японский Бог!
И сто японцев загоготали так, что Рединготу показалось, будто их, как минимум, миллион.
– Тогда я ухожу, так ничего и не поняв в специфике японского национального характера, – с горечью сказал Редингот, поворачиваясь спиной к веселым жителям несуществующего города. Веселые жители ответили ему еще одним взрывом здорового смеха.
Пройдя шагов двадцать, Редингот оглянулся и сказал:
– Вы бы хоть не забывали меня…
Он все-таки лирик, мой Редингот… Может быть, в этом его минус. Или его плюс. Или его знак умножения. Или его корень квадратный. Или это вообще неважно. Но он лирик. Казалось бы, что связывает его с этими странными представителями странного народа, кроме совместно пережитой национальной катастрофы? Да пожалуй, ничего. А он, видите ли, не может уйти просто так! Ему, видите ли, надо, чтобы его не забывали…
– Вы бы хоть не забывали меня!
– Да мы тебе памятник поставим, Японский Бог! – дружно ответили сто голосов. – Мы составим твое жизнеописание, ты станешь героем местных преданий, Японский Бог…
– Тьфу ты! – сказал Редингот и сделал еще шагов двадцать. Потом снова обернулся. Говорить с такого расстояния было не очень удобно, но он заговорил.
– Вот что, японцы. Не надо памятников. Не надо жизнеописаний. Если Вы действительно хотите…
– Конечно, хотим, Японский Бог! – радостно перебили его.
– …так вот. Если это действительно так…
– Конечно, так, Японский Бог! – Они, эти сто японцев, включались со скоростью маленьких лампочек (миньонов) при параллельном соединении.
– Хорош перебивать, японцы! – крикнул Редингот. – Дослушайте сначала.
– Конечно, дослушаем, Японский Бог!
Не обращая больше внимания на глупость ста японцев, Редингот продолжал:
– …тогда Вы должны соорудить на вашей благодатной земле нечто, и впрямь достойное Японского Бога. Например, фрагмент Абсолютно Правильной Окружности из спичек.
–
– Абсолютно! – безжалостно ответствовал Редингот.
Сто японцев под предводительством Японского Городового благоговейно воздели руки к небу, а потом, поспешно пошарив теми же, уже опущенными к земле, руками в карманах, извлекли оттуда спичечные коробки. Они уже начали даже осматриваться по сторонам, но Японский Городовой вдруг сказал:
– Где ж мы тут этот фрагмент соорудим, когда разруха, Японский Бог?
– Прямо поверх разрухи, японцы! – вдохновенно выкрикнул Редингот.
– Твое слово – закон, Японский Бог! – отозвались японцы и припали к земле, держа свои спичечные коробки наготове
– Стойте, японцы, – Редингот покачал головой. – Милые глупые японцы… Вспомните, вы же не одни в мире! Сооружаемый вами фрагмент должен обязательно сомкнуться с более ранним фрагментом с одной стороны и более поздним – с другой.
Тут Редингот весьма толково объяснил им всю грандиозность замысла.
– Так бы сразу и сказал, Японский Бог! – ответили ему японцы, по окончании объяснений проникнувшись величием идеи. – А впрочем, – задумались они, – если фрагменты не совпадут…
– Об этом не может быть и речи! – сухо оборвал их Редингот. – Смысл идеи именно в том, чтобы фрагменты совпали.
Японцы безмолвствовали. Оценив их безмолвие как согласие, Редингот подозвал к себе Японского Городового и прочел ему короткую, но емкую лекцию о том, с кем нужно вступить в контакт, чтобы добиться совпадения фрагментов Абсолютно Правильной Окружности из спичек. Тот улыбался и кивал, как китайский (а не японский) болванчик.
– Вы будете тут за старшего, – закончил Редингот. – Вам все понятно?
– А как же, Японский Бог! – воодушевился Японский Городовой, прижимая маленькие руки к большому сердцу.
Редингот вздохнул. Кажется, его первая миссия закончилась – хоть и не бескровно, но вполне успешно. А когда силуэт Японского Бога перестал быть виден за развалинами, один из ста японцев, практически незаметно подмигнув остальным девяноста девяти, закончил фразу, вертевшуюся у всех на языке:
– …если фрагменты не совпадут, будет тоже очень красиво. Мы, японцы, любим асимметрию.
– А то, Японский Бог! – поддержал Японский Городовой.
ГЛАВА 8
Симультанные до известного места дела
Баба-с-Возу торговала спичками вовсю – с каждой минутой кобыле становилось легче. Она весело ржала, предвкушая момент удаления с воза и самой Бабы-с-Возу, но не рассчитывала на это в ближайшем будущем: торговля хоть и шла бойко, однако закончиться обещала далеко не прямо сейчас, поскольку спичек оставалась еще чертова прорва.
А солнце палило нещадно.
– Нет, ну на кой им все-таки тут спички? – в сто первый раз спрашивал Бабу-с-Возу Карл Иванович, внутренний эмигрант, согласившийся сопровождать ее, но уже раскаявшийся. – Солнце жарит с утра до ночи – все и без спичек воспламеняется как ненормальное.
– А если дожди затяжные? – иезуитским голосом интересовалась Баба-с-Возу. – Тут, Карл Иванович, знаешь, дождь как зарядит – месяцами носу из дома не высунешь. Ты Маркеса читал?
Разморенный на солнце Карл Иванович, внутренний эмигрант, стыдливо тупился и качал головой.
– Эх, Карл Иванович… ты же в интеллигентном возрасте, твою мать! Маркеса-то в таком интеллигентном возрасте можно прочесть? Или нельзя прочесть? Хоть какие-нибудь общеизвестные вещи – «Исабель смотрит на дождь в Макондо», «Полковнику никто не пишет»… я же не требую от тебя «Сто лет одиночества» читать или, скажем, «Осень патриарха»!
– Когда дожди пойдут – спички-то как раз и отсыреют, – аргументировал свое невежество Карл Иванович, внутренний эмигрант.
– Ну, это уж дело не твое. И не мое: я их сухими продаю, – преждевременно оправдалась Баба-с-Возу. – Вот, гляди-ка! – И она с силой чиркнула спичкой, которая воспламенилась во мгновение ока.
– Их бы хоть предупредить как-то, туземцев этих, чтобы в сухом месте спички хранили… – сетовал Карл Иванович, внутренний эмигрант, лишенный возможности предупредить в силу незнания местного наречия.
–
