заговорила об инопланетянах. С тех пор я на учёте».
Однако современный нормальный и «просвещённый» человек обычно не верит ни в инопланетян, ни в полтергейст, ни в нечистую силу — в последнюю особенно. Поэтому-то в роли «стрелочника» у него выступают не проявления полтергейста и не проделки целого сонма мифологических персонажей, а целенаправленные злонамеренные действия своего же собрата — живого человека из плоти и крови, нередко, якобы, обладающего особыми, например, «колдовскими», способностями.
Если же мы возьмём «не слишком просвещённого» человека наших дней или вообще человека, не обременённого грузом современной цивилизации, то в таком случае на роль «стрелочника» уже будут претендовать духи, божества, различные другие персонажи народной демонологии. Эти персонажи в фольклористике и этнографии обычно трактуются как персонифицированные, то есть олицетворённые, явления природы. Это — божества разных, в том числе и низших, уровней иерархии. Каждому из таких персонажей свойственны свои специфические функции.
Интересна группа мифологических персонажей низших рангов, чьи функции в значительной степени схожи с «функциями» (или проявлениями) полтергейста — аномального явления, не находящего удовлетворительного объяснения в рамках современной науки. К этой группе следует отнести домового- доможила, домового-дворового, банника, овинника, гуменника, кикимору, мокруху и ряд других персонажей низших рангов.
Возьмём, например, мокруху. Этот персонаж, согласно поверью, оставляет мокрое место там, где посидит. С другой стороны, одно из нередких проявлений полтергейста — необъяснимое появление мокрых пятен, луж или струй воды. Мне приходилось сталкиваться с такими случаями, и неоднократно. Так, например, года три назад меня пригласили посетить одну московскую квартиру, в которой невесть откуда на полу, стульях, табуретках появлялись лужицы воды, смачивались кресло, диван, постель и постельное бельё, носимая одежда — брюки, платья, юбки. Созвонившись и получив приглашение приехать, я, положив в портфель запасные брюки, отправился в путь. Приехав, а дело было в октябре, застал такую картину: вся квартира представляла собой своего рода сушилку! Просушивалось всё: матрацы, простыни, одеяла, подушки, наволочки, пододеяльники, покрывала, платья, брюки, юбки и прочее. Дело осложнялось тем, что отопление, как нарочно, ещё не было включено. Особо доставалось одиннадцатилетней Наташе. Когда она ложилась спать, приходилось неоднократно и безуспешно менять постельное бельё: только что заменённое на сухое, оно вдруг оказывалось мокрым! Запах воды был обычным — как у московской водопроводной.
Во время рассказа, а также «демонстрации» этих и других полтергейстных проявлений все мы — Наташа, её дядя, бабушка и дедушка, а также и я — сидели в одной комнате. Время от времени Наташа или её дядя со смущённой улыбкой скромно удалялись из комнаты около полудюжины раз и возвращались в других, сухих брюках (дядя) или юбках (Наташа), Места, на которых они только что сидели, будь то диван, стул с мягкой обивкой или табуретка с пластиковым сиденьем — внезапно оказывались мокрыми. Однажды чуть не замочило дедушку. Он деликатно и с опаской присел на краешек табуретки — и вдруг на другом её краю все мы увидели узкую, в несколько сантиметров шириной, полоску воды. Спустя несколько дней фаза водного полтергейста закончилась, сменившись другими, не менее диковинными проявлениями.
Запасные брюки мне, к счастью, на этот раз не понадобились. В данном случае эта предосторожность оказалась излишней, но не бессмысленной: я знал, что на первых этапах развития фазы водного полтергейста смачивается всё и вся и лишь потом смачивание фокусируется на носителе таких проявлений и на принадлежащих ему вещах. Носителем в данном случае была Наташа, и феномен смачивания уже вступал в фазу сосредоточения на своём носителе и на принадлежащих ей вещах. Поэтому-то меня и не затронуло.
Бывая позже в этой же квартире, я не раз жалел об опрометчиво не взятых с собой запасных ботинках, зимней шапке, шарфе, перчатках: кое-что оказывалось под струёй воды из крана, кое-что портилось, кое-что на время бесследно исчезало. Но это уже были не мокрухины проделки, скорее, это было баловство домового или кикиморы, если судить по приписываемым этим мифическим существам функциям. Они буквально «выживали» меня из квартиры, и однажды, испытав в течение примерно получаса свыше двадцати «нападений» на принадлежащие мне вещи, я, сумев наконец-то собрать в охапку залитые водой зимнюю шапку и ботинки, пальто без пуговиц, исчезнувший, а потом найденный втиснутым в рукав пальто причудливо — в виде «Чебурашки» — завязанный шарф, выскочил на лестничную площадку. Я вежливо отклонил любезное предложение искренне соболезновавших мне хозяев этой «нехорошей» квартиры вновь войти в неё, прямо на лестничной площадке привёл в относительный, насколько это было возможно, порядок себя и свои вещи и, рассыпаясь в извинениях, тут же отбыл восвояси, испытывая укоры совести, что оставил эту несчастную семью один на один со столь вредной нечистой силой.
Эта московская семья в отличие от семьи из южного города, о которой я рассказал вначале, недавно прочитала о проделках «Барабашки» и была таким образом психологически готова к встрече с полтергейстом. Тем не менее по предложению Наташи всё, что происходило у них в квартире, шутливо считалось проделками «Чебурашки». Постепенно в эту игру, незаметно для себя, включился и я. Сколь же живуче оказалось стремление к олицетворению аномальных явлений, хотя бы и в шутливой форме! Но человеку далёкого прошлого или нашему современнику при столкновении с аномальным явлением нередко бывало отнюдь не до шуток. Да и мне было совсем не весело, когда я, «выжитый» из «нехорошей» квартиры, стоял как неприкаянный на лестничной площадке с прижатой к груди охапкой своих вещей. А каково было в тот момент её обитателям, временно лишившимся столь необходимой для них тогда психологической поддержки с моей стороны? Можно предположить, что для человека и далёкого, и не столь отдалённого прошлого, столкнувшегося с проявлениями полтергейста, поверья о фантастических с современной точки зрения существах, производящих эти феномены, служили своего рода эквивалентом психологической поддержки. Эти поверья давали как непротиворечивое объяснение случившегося, так и способы противостояния или совместного, относительно бесконфликтного, проживания с этой нечистью. Аэто уже реальные знания, своего рода руководство к действию, облечённое, правда, в суеверную форму. И задача исследователя — найти рациональное зерно в этих крупицах воплощённого народного опыта.
Одно из «нападений» на вещи автора в полтергейстной квартире.
Рис. 11. Ботинки лишились шнурков…
Рис. 12. …которые тут же нашлись на вешалке.
Рис. 13. Причудливо завязавшийся шарф автора.
Рис. 14. Самозавязавшееся полотенце.
В самом деле, каковы, например, функции, приписываемые домовому? О.А.Черепанова в книге «Мифологическая лексика русского Севера», изданной в 1983 году, так описывает эти функции: домовой «проявляет себя различными звуками — стуком, скрипом, вздохами и кряхтением, а также перемещением и пропажей вещей. Наваливается на спящего и «гнетёт» ночью, оставляет на теле синяки». Но всё это характерно и для проделок полтергейста!
Полтергейстные проявления в русской крестьянской избе, бывает, не ограничиваются геометрическими пределами дома, а распространяются на двор и дворовые постройки. Поэтому, как пишет С.В.Максимов в книге «Нечистая, неведомая и крестная сила», переизданной в 1989 году, в народе считают, что есть домовой-доможил, обитающий в избе, и приданные ему в помощь домовой-дворовой, банник,
