земная пустыня: через несколько минут глаза начинают тосковать по зеленому цвету.
Только на севере можно увидеть снежную шапку углекислого газа на горе Барроуз: ослепительно белую пирамиду. Это еще одна неожиданность. Барроуз возвышается над равниной на двадцать пять тысяч футов, а считалось, что на Марсе гор нет.
Ближайшие песчаные дюны находятся от меня в четверти мили, местами они тоже покрыты на затененных склонах изморозью. Мы пришли к выводу, что дюны во время последнего шторма передвинулись на несколько футов, но не были уверены до конца. Конечно, дюны перемещаются как и на Земле. Когда-нибудь наша площадка будет занесена и появится вновь только через тысячу лет. Или через десять тысяч.
А вот и странная группа скал — Слоновья, Капитолий, Епископ, — все еще скрывающая свои секреты. Мы могли бы поклясться, что скалы были осадочного происхождения; с каким нетерпением мы ринулись наружу на поиски окаменелостей органического происхождения! Но даже и сейчас мы не знаем природы образования этих обнажений. Геология Марса — сплошной клубок противоречий и загадок.
Будущему мы передали достаточно проблем, а те, кто придет после нас, найдут их еще больше. Но есть одна тайна, о которой мы не сообщили на Землю и даже не зафиксировали ее в бортжурнале. В ночь после приземления мы дежурили по очереди. На вахте был Бреннон, он-то и разбудил меня вскоре после полуночи. Ему показалось, что вокруг основания Капитолия двигается свет. Мы наблюдали по меньшей мере целый час, пока не наступила моя очередь заступать на дежурство. Но ничего не увидели; какова бы ни была причина свечения, больше оно не появлялось.
Бреннон был человеком чрезвычайно уравновешенным и лишенным воображения. Если он сказал, что видел свет, значит, он его видел. Может, это был какой-нибудь электрический разряд или отражение Фобоса на куске скалы, отполированной песком. Во всяком случае, мы решили не упоминать «Лунакому» об этом, если не увидим свет еще раз.
Последнее время я пребывал, в полном одиночестве, часто просыпался по ночам и смотрел на скалы. В тусклом свете, отраженном от Фобоса и Деймоса, они напоминали мне очертание ночного города, всегда остававшегося темным. Никаких огней для меня так и не появилось.
Двенадцать часов сорок девять минут, время эфемеридное. Начинается последний акт. Земля почти достигла солнечного лимба. Два узких световых рога, охватывающие ее, едва дотрагиваются друг до друга.
Видеозапись — на полную скорость.
Контакт! Двенадцать часов пятьдесят минут шестнадцать секунд. Серпы света разъединены. На солнечной кромке, которую начала пересекать Земля, появилась черная точка. Она растет, становясь длиннее, длиннее…
Видеозапись — на медленную скорость. Через восемнадцать минут Земля окончательно освободит солнечную поверхность.
А Луне еще предстоит пройти более половины пути; она не достигла и серединной точки своего прохождения и выглядит сейчас будто маленькое чернильное пятно, размером в четверть Земли. Свет больше там не мигает. Похоже, «Лунаком» отказался от попытки связаться со мной.
Итак, мне остается пребывать в моем последнем убежище еще четверть часа Время ускоряет свой бег, как в последние минуты перед стартом. Но я уже все решил.
Я чувствую себя частью истории. Одним из тех, кто вместе с капитаном Куком в 1769 году наблюдал на Таити прохождение Венеры. Наверно, это выглядело точно так же, за исключением изображения Луны сзади.
Что бы подумал двести лет назад Кук, если б узнал, что человек будет наблюдать прохождение Земли из внешнего мира? Уверен — он бы удивился, а потом обрадовался.
У меня такое ощущение, словно я еще не родился. Да, вы услышите эти слова. Возможно, через сто лет вы будете стоять на этой самой точке во время следующего прохождения.
Шлю свой привет году 2084, ноябрь десятого числа! Уверен, вы прибудете сюда на роскошном лайнере, а может, и родитесь здесь же. на Марсе. А знать вы будете так много, что я и вообразить себе не могу. И все же я вам не завидую И даже не поменялся бы с вами местами если б и мог.
Потому что вы будете помнить мое имя и знать, что я был первым человеком, наблюдавшим прохождение Земли.
Двенадцать часов пятьдесят девять минут. Земля вышла ровно наполовину. Мне никак не отделаться от впечатления, что от золотого диска откушен приличный кусок. Через девять минут Земля пройдет, и Солнце снова будет целым.
Тринадцать часов семь минут. Видеозапись — на полную скорость.
Земля почти прошла. Только неглубокая черная выбоинка видна на солнечной кромке. Ее легко можно принять за маленькую точку на лимбе.
Тринадцать часов восемь минут.
Прощай, Земля-красавица, прощай. Родина.
Уходишь, уходишь, всего тебе доброго…
Чувствую себя снова нормально. Вся видеозапись передана домой. Через пять минут она присоединится к аккумулированной мудрости человечества. И «Лунаком» узнает, что я находился на своем посту.
А эту запись я не отсылаю. Я оставлю ее здесь для следующей экспедиции, когда бы она ни состоялась. Может, пройдет десять, двадцать лет, прежде чем кто-либо снова доберется сюда; есть ли смысл возвращаться на старое место тогда как целый мир ожидает своей очереди быть исследованным?
Так что кассета останется здесь, как оставался дневник Скотта в палатке, пока не нашли его другие исследователи. Именно Скотт подал мне эту идею. Ведь его замерзшее тело не исчезло навсегда в Антарктике. Уже давно его одинокая палатка начала свой марш к океану, сползая вместе с ледником с полюса. Через несколько веков моряк вернется в море. Здесь, на Марсе, нет океанов. Но какая-то жизнь существует там, внизу, на несильно изрезанном эрозией плато Хаос II, которое у нас так и не хватило времени обследовать.
А подвижные участки поверхности, видимые на орбитальных фотографиях? А доказательства того, что кратеры с огромных, площадей Марса начисто смели силы, совсем непохожие на эрозию. А расположенные в длинную цепь оптически активные молекулы углерода, оказавшиеся в атмосфере Марса?
И конечно, тайна «Викинга VI». Даже сейчас никто не в состоянии отыскать какой-либо смысл в последних показаниях приборов, перед тем как что-то огромное и тяжелое раздавило аппарат.
И не говорите мне о примитивных формах жизни! Все, что здесь выжило, стало настолько изощренно-сложным, что мы по сравнению с ними, возможно, выглядим такими же неуклюжими, как динозавры…
Вот и все. Полный порядок, теперь можно проехать на марсоходе вокруг всей планеты. У меня есть три часа дневного времени — вполне достаточно, чтобы спуститься в долину и добраться до самого Хаоса.
Психотерапия сработала. Чувствую себя легко и свободно, так как уже знаю, что намерен сделать.
Я собираюсь насладиться поездкой но Марсу и буду вспоминать всех, кто мечтал о нем.
