откинувшись, зорко поглядывает сквозь прищуренные веки, Гелий бегает из угла в угол, с жаром объясняет задачу восьмерке испытателей. Восемь осталось. Выслушав рассказы о пребывании на острове, Гелий и ББ отчислили двоих: соню, которому рассказать было нечего, и Игната, который только грозил пожаловаться. Крайности: излишнее спокойствие и излишнее возбуждение мешают опыту.
— Итак, вы отправитесь в Беломорск на день, — говорит Гелий. — Вам дается дар превращения. Вы сможете как угодно менять свое тело и лицо в пределах генотипа человека. За пределы остерегайтесь выходить. Наблюдайте, запоминайте все детали…
— Разве можно менять свое тело и лицо? — спрашивает Алла. — Ведь это же гены определяют.
Гелий мог бы ответить, что институт исследует произвольные параметры. Я мог бы ответить, что научная фантастика допускает что угодно, даже то, что науке не понравится. Но мне самому неинтересно описывать невозможное, а Гелию неинтересно исследовать невозможное. И он объясняет (испытуемым и читателям).
В человеческом теле пять систем управления, которые сложились постепенно в течение двух миллиардов лет развития жизни.
Первая система — генетическая. Она обеспечивает повторение формы тела родителей. Благодаря ей от мухи рождаются мухи, от львов — львы. Без нее вид исчез бы в следующем же поколении.
Но генетическая система не увязана с внешним миром, с временами года, теплом, холодом. И природа добавила к ней другую систему управления — гуморальную, соковую, кровяную. Химический состав сока у низших животных и растений регулирует стадии развития и их своевременность, прорастание весной, цветение, плодоношение.
Но гуморальная система слишком медленна, Она пригодна для стадий роста, не годится, чтобы ловить добычу или удирать от хищников. И природа добавила в нее, с медуз начиная, электрическую сигнальную систему: нервную. А к ней — все более сложную программу действий, в зависимости от раздражений извне.
Но нервно-вегетативная, она же безусловно-рефлекторная, система непригодна в меняющейся обстановке. Она запрограммирована на всю жизнь и подводит долгоживущих животных. Поэтому природа в основном, начиная от рыб, присоединила еще четвертую, условно-рефлекторную систему, систему накопления личного опыта. И создала для нее специальный орган — мозг. И создала критерий для отбора полезных навыков: полезное приятно, вредное причиняет боль.
Но условно-рефлекторная, четвертая система имеет свой недостаток: она сиюминутна. Больно сейчас, приятно сейчас. Кроме того, она эгоистична: больно мне, приятно мне. Для заботы о будущем, для обмена опытом при жизни потребовалось еще одно усовершенствование, пятая система управления: сознание, позволяющее выражать опыт словами и передавать словами.
Казалось бы, получен отрицательный ответ: форма тела зависит от первой системы, и она не подчиняется пятой — сознанию, воле.
Однако в нелинейной природе все гораздо сложнее.
Новые, более совершенные системы проникали в дела старых и постепенно перенимали их. Нервы были созданы для управления движениями, у человека они ведают всеми внутренними органами. А безусловнорефлекторных движений осталось не так много: отдергивание, мигание. И то можно иг рать в мигалки, задерживая веки силой волн. Услышав оскорбительное слово, мы краснеем, мы лезем в драку, потеряв соображение. Иначе говоря, слово, сигнал для пятой системы, приводит в действие и четвертую — эмоциональную и вторую — гуморальную. Вспомнив обидчика, вообразив обиду, мы сжимаем кулаки, мы скрежещем зубами. Воображение — вот рычаг воздействия на нижние уровни физиологии.
— Мы в Инфанте усилим связь между всеми системами вашего тела, — говорит Гелий. — Мы подчиним ваши гены сознанию. Вам надо будет вообразить желательную форму, и вы получите новое лицо через две-три минуты, новое тело — через десять-пятнадцать.
— А зачем это нужно? — спрашивает Ольга.
— Разве вы довольны сами собой? — спрашивает Гелий быстро.
Вообще-то, Ольга довольна, но кто же признается в таком самомнении? Она молчит. А парни начинают фантазировать.
Виталий, например, хотел бы мысли читать. Очень нужно это начинающему писателю.
Илья, к удивлению, хотел бы усовершенствовать математические способности. Он выше других в математике, но недоволен своим уровнем.
Однако Гелий ставит условия:
— Чур, мозг не менять. Сначала разберемся с телом. А то напортите — не восстановишь. И еще одно условие: тело любое, но череп вместительный, чтобы сохранить и разум и память.
Это центральная и самая объемная часть романа. Здесь узел, здесь главный опыт, основные приключения.
А в рассказе о романе — несколько страничек. При изложении замысла обоснования занимают больше места, чем действия.
Итак, в маленьком лесо-рыбном Беломорске сразу восемь волшебников, восемь Протеев, меняющих внешность по выбору.
В сомнении они сначала: как же менять внешность?
Виталий (рассказчик) долго раздумывает. Нет у него планов на перелицовку. Потом решает превратиться в Гелия. Тут ревность играет роль. Виталий подозревает, что Ольга неравнодушна к их наставнику.
А где Ольга? Три Ольги сразу. Ольга — подлинная, вторая — Ташенька, конечно, для той подруга — идеал. А третью нипочем не угадаете. Третья Ольга — Филипп. Для смеху и из любопытства Филя принял образ девушки. Не нравится. Парни пристают, напрашиваются на знакомство.
Гелий распознает мнимых. Одна Ольга балагурит, другая все жалуется на беспомощность.
Это я для кино придумал такой эпизод. Представьте, как интересно артистке сыграть три характера в одном облике.
И подлинная Ольга охотно отходит в сторонку с мнимым Гелием. Но он-то оказывается несостоятельным. Не может ответить на серьезные вопросы, не может о себе (о Гелии) рассказать. И стыдно ему становится: вроде чужое платье надел, чужие тайны подслушивает. Поспешно скрывается, чтобы снова стать Виталием.
Прибегает Филипп (и этот вернулся в свой облик). Сообщает, что Роман осуществляет свою мечту. Он видоизменил тело, приспособил для мирового рекорда, собирается выступать на стадионе. У Филиппа озорная идея: он просит Илью и Виталия, главных выдумщиков, изобрести ему сверхрекордное тело так, чтобы обставить Романа.
«Выдумщики» предлагают Филиппу довольно уродливое тельце: тонконогое, обтекаемое, с головой, убранной в плечи. А на макушке шип, как у сверхзвуковых самолетов, воздух пробивать.
И этот уродец ставит рекорд, обогнав опытного и умелого Романа.
Спортсмен оскорблен и обижен. он произносит речь, самую длинную в своей жизни, о честности в спорте. На беговой дорожке сравниваются сила, воля, опыт спортсмена… а не обтекаемость, придуманная хитроумными конструкторами тел. Это уже не бег, это
