Терция — его дом.
— А Земля? Тебе легко так говорить потому, что ты родился в космосе. А я с Земли, и мне небезразлично…
— Ну и что же? Разве оттого, что человек родился и получил воспитание в космосе, он перестал принадлежать человечеству? Я впервые увидел Землю в пятнадцать лет, но думаю, что она мне дорога не меньше, чем тебе. И таких, как я, тысячи…
— Прости. — Инна прижалась горячим лбом к его руке — Я совсем не то хотела сказать. И ты и другие воспитывались хоть и не на Земле, но в кругу землян — пусть в малочисленном, но все же обществе. А Нат…
— Разве мы с тобой не маленькое общество? — возразил Андрей.
— Не в том дело, — вздохнула Инна. — Ты когда-нибудь слышал историю о Маугли?
Андрей рассмеялся:
— Это ты слишком. Хочешь, я тебе что-то покажу?
Андрей сунул руку под подушку Ната.
— Помнишь, мне как-то подарили старинную книгу с бумажными страницами, изданную еще в двадцатом веке? Ты ее, конечно, знаешь, но по видеофильмам, а в оригинале не читала. Эта книга была в планетолете, но потом куда-то исчезла. Недавно я обнаружил ее здесь.
Андрей вытащил руку из-под подушки.
— «Три мушкетера», Александр Дюма», — прочла Инна.
— Да, «Три мушкетера». И я боюсь, как бы мне не спасовать, когда Нат однажды предложит сразиться на шпагах.
Инна впервые за время их разговора улыбнулась.
— Знаешь, Андрюша, я ведь не случайно выбрала землянику для моего пирога. Мне казалось, что уже в самом названии есть что-то символическое. Земляника… Земля и Ника — богиня победы. Земля — победительница…
Инна ушла убирать со стола, а Андрей еще долго с болью смотрел ей вслед. У него, как и у Ната, была своя тайна. Он оставался с ней наедине уже девять лет. Для всех, кроме него, их предыстория выглядела так.
Фрегат дальнего поиска «Персей», пользуясь попутными подпространственными течениями, шел от солнца к солнцу, пока де вынырнул в системе звезды Оранжевой, третья планета которой имела кислородную атмосферу и мягкие климатические условия. Андрей с Инной отправились на десантном катере подыскать подходящее место для установки автоматической станции. Уже после их приземления в районе Оранжевой произошло мощное турбулентное завихрение подпространства. Возникла опасность самопроизвольного срабатывания корабельных генераторов нуль-поля, и «Персею» пришлось срочно уйти. Точно так же океанские корабли предпочитали когда-то встречать шторм в открытом море, а не в опасной близости к берегу. Электронный мозг «Персея» успел оценить расстояние, на которое унесет корабль подпространственное течение, и получил неутешительный результат: у реакторов просто не хватит энергии для повторного посещения Оранжевой и последующего возвращения к границам обитаемого космоса. Поэтому единственно возможным остался обратный порядок: обитаемый космос — заправка энергией — Оранжевая. Это заняло бы десять лет. «Персей» едва успел передать сообщение на планету и тут же ушел из пространства.
Андрей встал и вышел из дома. Свежий воздух, напоенный пряными запахами Терции, несколько успокоил его, и он присел на порог. Огромный диск Оранжевой уже склонился к закату, застряв между пурпурными облаками и окутавшись дрожащей дымкой преломленных лучей, у негаснущего костра которых девять лет греются дети далекого Солнца…
Андрей скрипнул зубами. Девять лет назад он впервые в жизни солгал. Да, завихрение действительно было, но «Персей» не успел. Он просто не мог успеть — уж слишком неожиданно все произошло…
Теперь срок, отпущенный Андреем самому себе, подходил к концу: через год придется что-то сказать Инне и детям. Девять лет назад он не мог рисковать: в Инне только-только объявила о себе новая жизнь. Инна сообщила об этом лишь перед приземлением, схитрила, чтобы полететь вместе. Иначе бы ее с корабля не отпустили.
Теперь у них оставалась одна надежда: новая экспедиция к Оранжевой.
Инна увидела в окно спину Андрея и закусила губу. Она понимала его состояние, ведь оставался всего год. И у нее тоже есть своя тайна…
Однажды Инна поднялась в десантный катер, и ей нестерпимо захотелось услышать голоса товарищей по экспедиции. Бортовой компьютер в обязательном порядке фиксировал все переговоры, но они с Андреем по взаимному согласию не включали воспроизводящие устройства: живые голоса далеких друзей возбуждали жестокую ностальгию. Они слушали музыку, песни, стихи — все, что нашлось в бортовой фонотеке. Но на кассету со знакомыми голосами было наложено строгое табу. Однако на этот раз Андрея не было рядом… Так Инна услышала последнюю радиограмму «Персея». Спустя пять лет… А на другой день с неистовым упорством стала терзать интегратор, надеясь из миллионов комбинаций угадать ту, которая соответствует вкусу и запаху земляники. Через четыре года это ей удалось…
Инна отошла от окна, погладила выпуклый бок интегратора. Ему снова предстояла каторжная работа: маленький Эдди пожелал отведать апельсинов. Нужно сделать все, чтобы доставить малышу удовольствие.
А у Андрея нельзя отнимать надежду. У него еще целый год впереди. Вдруг действительно кого-нибудь за это время занесет к Оранжевой…
Некоторые вещи, если их разделить на двоих, становятся от этого только тяжелее.
Нат сделал выпад, и болельщики завизжали. Ушастому, поднаторевшему последнее время в фехтовании, удалось отбить атаку. Более того — он умудрился нанести Нату первый укол. И хотя Ушастый безнадежно проигрывал, оптимизму публики не было границ.
— Ах так?1 — закричал весело Нат, снова становясь в стойку и ощущая в руке отнюдь не гибкий прут из молодого побега кустарника, а настоящую, прославленную в боях шпагу. — За мной, доблестные мушкетеры! К бою, господа гвардейцы!
И вновь засвистели, заверещали болельщики, в восторге от новой сцены из истории далекой зеленой планеты, корабли которой бороздят вселенную по всем направлениям. И всегда находят то, что ищут.
Дмитрий Нежданов
ВАЛЬС
В лесу стояла оглушающая тишина. Сосны и ели были скованы морозом, а снег вокруг них искрился в лунном свете. Безмолвие нарушал лишь скрип лыж лесника, пробиравшегося
